И по великому его злодейству обстоятельства принесли ему еще удачу в делах; ибо никого не нашлось извне в помощь войску армянскому, кроме тех хонов, о которых уже была моя речь. Но и против них он собрал многочисленную конницу ариев, закрыл и запер ворота прохода [хонов]. И вовсе не давал покоя царю персидскому, но посылал вести и призывал многочисленные отряды в пограничную крепость Чор, сосредоточил там все [силы] страны иверов, лпинов и чилбов, [вызвал силы] Вата, Гава, и Глуара, и Хрсана, и Хечматака, Пасха и Посха и Пюкуана, все войско Таваспарана — с гор и с равнин, и из всех горных укреплений[90]. Кого привлекал он утварью, великими дарами и щедрой раздачей царской казны, а кого запугивал угрозой царского веления.
Когда он все это сделал и выполнил по велению царя, то изо дня в день писал и доносил великому хазарапету Персии[91], который укрылся и притаился в городе Пайтакаране. После этого и тот осмелел [настолько], чтобы показаться многим народам; на одних он наводил страх, другим любовно раздавал дары. Призвал к себе Васака и всех тех князей, которые были за него, пожаловал им много даров от дворца, также и воинам, которые держали его сторону. Привел к нему [Васак] и иереев-отступников, представил, утвердил и объявил: «С помощью этих мы будем охотиться за теми, чтобы отколоть от единой общины!» А когда хазарапет услышал это, очень благодарил тех иереев и обнадеживал их:
«Если эта победа будет наша — пожалую вам имущество других священников и доложу царю о вашей великой заслуге!»
И [Васак] так поколебал и смутил страну Армянскую, что породил раскол между многими родными и братьями, не оставил в единстве отца и сына и посеял смуту в мирном спокойствии.
И были у него там, в его ашхархе[92], двое племянников по брату, [верные] святому обету добродетели. Написал и донес на них во дворец и получил право на их имущество, отверг и изгнал их из страны, с тем, чтобы они больше не возвращались туда. Подверг преследованиям и понудил бежать всех монахов страны, которые обличали бесповоротное его нечестие. Содеял и учинил всякие злодеяния против истины. И то, чего не знали нечестивые язычники, сообщал им, а относительно обета христианского [наставлял]: как, каким образом можно искоренить его из страны Армянской.
Когда Михнерсех увидел в нем все это зло, он на него стал возлагать больше надежды, чем на самого себя. Спрашивал и уточнял, сколько всего мужей в рати Вардана в Армянской стране. Когда услыхал от него, что их больше шестидесяти тысяч, потребовал также сведений относительно доблести каждого и сколько имеется таких, которые полностью вооружены, и сколько таких, которые, будучи лучниками, лишены [иного] вооружения, также и относительно пеших щитоносцев.
И когда проведал об общем числе этого множества, тем более попытался узнать, сколько имеется начальствующих над храбрыми героями, чтобы подготовить троих против одного на каждого из них, не говоря о всех прочих. И даже осведомлялся у него относительно каждого отряда и на сколько полков делится войско, и кто из них является саларом, и какой начальник, с какой стороны будет вступать в боевое построение, и каково имя каждого из хамхарзов, и сколько трубачей будет играть в составе полка. Будут ли устраивать лакиш или свободно расположатся станом; будут ли выстраивать фронт против фронта или единой ратью атакуют в одном месте? Кто из них неустойчив и кто из них будет тверд, отдавая себя на смерть?
И когда обо всем этом осведомился у него, призвал всех военачальников и перед [Васаком] дал им всем строгий приказ, чтобы все они слушались его указаний. И все войска вместе с их военачальниками поручил некоему мужу из знати, имя которого было Мушкан Нюсалавурт.
А сам тотчас отправился в страну Восточную и, встретившись с великим царем[93], рассказал ему все о положении дел, о своей изворотливой мудрости и о лживых ухищрениях Васака, как он свое прежнее нечестие пожелал прикрыть тем, что расколол, разделил надвое воинство Армянское!
Когда царь услышал все это из уст великого хазарапета, душа его исполнилась желчи и он твердо поклялся: «Если в великом сражении этот нечестивец останется жив, я дам ему испить с великим поношением чашу смертельной горечи!»