И когда это так было установлено, и было составлено новое повеление царя, во многих местах, куда прибыли, они преуспели в делах мужества, так что относительно их послали ко двору даже грамоту с похвалой. Поэтому царь смягчился в мыслях, повелел всех привести пред лицо свое. Пришли и представились Йазкерту, царю царей. Он с удовольствием посмотрел на них, поговорил с ними словами мирными и обещал вернуть каждому его княжение соответственно отцовскому титулу и отпустить их всех в страну в христианской вере, за которую они и были мучимы.
И пока там, в армии, в великой радости выступали перед царем, в то именно время царя постиг конец жизни, в девятнадцатый год царствования его. И два его сына, противостоя друг другу, воевали за [царскую] власть. Жестокая война свирепствовала два года.
А пока они пребывали в этой вражде, восстал и царь Алвании, ибо он был их племянником по сестре и, согласно отечественной вере, прежде был христианином, но Йазкерт, царь царей, насильственно сделал его могом. И, улучив удобное время, он решил отдать себя смерти: почел за лучшее погибнуть на войне, чем ценою отступничества править царством. Вследствие всего этого возвращение их в свою страну задержалось. А воспитатель младшего сына Йазкерта по имени Рахам из рода Михрана, хотя и видел, что арийцы разделились надвое, но с [одной] половиной зверски напал на старшего сына царя. Поразил, истребил отряд и, взяв в плен царского сына, приказал там же на месте убить его. А остальные войска привел и уговорил, и установил единодушие по всей Арийской стране, и поставил царем своего воспитанника, имя которого было Пероз[141].
Но хотя в Арийской стране и установился великий мир, царь Алвании не желал вновь покоряться, окопал крепость Чора и провел по эту сторону войска маскутов[142], объединил одиннадцать царей горских и противостал войной полку Ариев. И великий ущерб нанес войскам царским. Хотя они и дважды и трижды давали грамоту с мольбою, никак не могли привести этого мужа к согласию, а в письмах и через посланцев он порицал их за напрасное разорение страны Армянской. Напоминал им смерть нахараров и мучения узников. «В ответ на такую любовь и заслуги, вместо того, чтобы лелеять, вы лишаете их жизни», — говорил он. «Лучше пусть я, — говорил, — приму на себя их мучения, чем оставлю [без защиты] христианство!»
И когда увидели, что ни силой, ни любовью не смогли привести [его] к согласию, отправили огромные сокровища в страну хайландуров, открыли Аланские ворота[143], выставили многочисленное войско изхонов и сражались в течение года с царем Алвании. Хотя и поколебались и рассеялись его войска от войска хонов, но его не смогли покорить. К тому же и телесные поражения постигли хонов, частью в боях, частью и от мучительных болезней. И когда настолько затянулась осада, большая часть страны пришла в разорение, но никто из [жителей], усомнившись, от [царя] не откололся.
Вновь послал к нему царь персов [требование]: «Мою сестру, что у тебя, и племянника отправь прочь, ибо они изначала были могами, хоть ты их обратил в христиан, — и страна твоя тебе да будет!» Но этот замечательный муж сражался не за господство, а за богопочитание. Мать (?) и жену отправил и отказался от всей страны, и сам взял Евангелие и пожелал уйти прочь из той страны.
Когда об этом услышал царь, горько раскаивался он и сожалел, и весь вред от этого дела он свалил на своего отца. Нерушимую клятву скрепил печатью и дал отнести к [царю Алвании]. «Только не уходи из твоей страны, и что ты скажешь, я сделаю». Но тот выпросил собственность, [причитающуюся ему] как отроку, которую отец его пожаловал ему в детстве его, — тысячу ердов[144]. Взял это у царя и поселился вместе с монахами. И каждодневно так [подчинял] себя служению, что и не вспоминал вовсе, что прежде он был царем.
И вся эта долгая вражда, которая происходила до пятого года царя царей Пероза[145], явилась причиной задержания нахараров армянских. Но в отношении содержания и права входить во дворец Пероз [все это] весьма умножил по сравнению с многолетними обычаями.
И в том же пятом году многим из них вновь пожаловал имущество и других обнадежил — в шестом году одновременно отпустить всех, с [их] имуществом и почестями. Но к этому месту мне предстоит вернуться. А жены блаженных и добродетельных — узников и павших на войне! По всей стране Армянской всех [их] счесть я не могу, ибо больше тех, которых я не знаю, чем тех, кого знаю. Но около пятисот я знаю лично поименно, не только старших, но и многих из младших. Все поголовно, проявляя ревность к небесному, нисколько не отставали от тех, которые не вкусили мирского. Были ли они из старших, или из младших[146], — облачались в ту же добродетель веры. Даже не вспоминали нисколько об изнеженности, свойственной исконной их принадлежности азатам, но готовы были проявить терпение в бедах большее, чем мужчины, которые, влача жизнь на этом свете, страждут от обязанностей, падающих на шинаканов[147].
142
146
Автор говорит о женщинах из