На этот раз все обошлось, и он тихонько полетел через холл, в котором оказался, к окну, и тут острое чувство опасности заставило его собраться воедино и принять первый пришедший на ум реальный облик - золотое кольцо. И как раз вовремя! Ураганный порыв ледяного ветра, который разметал бы его в прежнем облике в невосстановимый хаос, теперь лишь слегка охладил кольцо. Когда шторм утих, Фестин лежал на полу, раздумывая, в какой форме он быстрее всего доберется до окна.
Он покатился прочь, но было уже слишком поздно. Гигантский чернолицый тролль как вихрь промчался по полу, поймал быстро катящееся кольцо и крепко зажал его в огромном, твердом, как кремень, кулаке. Широкими шагами тролль подошел к люку, произнес заклинание и, подняв крышку за железное кольцо, бросил Фестина во тьму. Он пролетел все сорок футов и звякнул о каменный пол...
Приняв свой истинный облик, он сел, удрученно потирая ушибленное плечо. Довольно перевоплощений на пустой желудок. Фестин с горечью вспомнил свой посох, имея который, он мог бы сотворить сколько угодно еды. Хотя Фестин и мог изменять свой облик, а также не утратил определенных навыков работы с заклинаниями, он не мог перенести сюда какой-нибудь материальный объект - например, молнию или ломоть козленка, не мог и превратить что-либо в него.
"Терпение", - сказал себе Фестин и, когда отдышался, стал ароматом жареного козленка, разложив свое тело в изысканное сочетание эфирных масел. А потом снова проплыл сквозь трещинку. Ожидающий подвоха тролль удивленно принюхался, но Фестин уже принял облик сокола и полетел прямо к окну. Тролль бросился за ним, отставая на несколько ярдов, и завопил звучным скрежещущим голосом: "Сокол! Держите сокола!" Вырвавшись из заколдованного замка, Фестин, оседлав ветер, стрелой понесся к своему лесу, который темнел на западе; солнечный свет и блеск моря ласкали его взгляд. Но тут его настигла более быстрая стрела. Вскрикнув, он упал. Солнце, море и башни закружились вокруг него и исчезли.
И вновь он очнулся на влажном полу подземной темницы. Руки, волосы и губы были липкими от крови. Стрела пронзила крыло сокола, а значит - плечо человека. Не в силах шевельнуть даже пальцем, он прошептал заклинание, заживляющее раны. Наконец он смог сесть и припомнить более сильные и глубоко исцеляющие заклинания. Но он потерял много крови, а вместе с ней и немало сил. Фестина била дрожь, пронзавшая тело до мозга костей, и даже целебные чары не смогли его согреть. Глаза его застилала тьма, не пропавшая даже когда он зажег блуждающий огонек и осветил затхлый воздух: такая же черная мгла, как он заметил во время полета, нависла над лесом и городками его земли.
Фестин был не в силах защитить эту землю.
Он слишком ослаб и устал, чтобы снова попытаться удрать. Переоценив свое могущество, он утратил силу. Какой бы облик он сейчас не принял, тот отразит его слабость, и Фестин будет пойман.
Дрожа от холода, он скорчился на полу, позволив огненному шарику потухнуть, и тот угас, выпустив последнее облачко метана - болотного газа. Этот запах напомнил ему о его любимых болотах, простиравшихся от стены леса до моря, куда не ходят люди, где над островками чистой воды степенно парят лебеди, где между старицами и зарослями тростника бесшумно бегут к морю быстрые ручейки. О, стать бы рыбой в одном из таких ручейков; хотя все же лучше оказаться где-нибудь выше по течению, у истоков, в тени лесных великанов, укрыться в чистых грунтовых водах под ольховыми корнями, и отдохнуть...
Это была великая магия. Фестин был не более искушен в ней, чем любой человек, кто в изгнании или в минуту опасности мечтает оказаться среди полей и рек своей родины, тоскуя по порогу отчего дома, по столу, за которым когда-то ел, по веткам за окнами спальни. Однако люди, за исключением великих магов, лишь во сне могут совершить это таинство возвращения домой. Несмотря на то, что волна холода тут же пронзила его до мозга костей, заструилась по жилам и нервам, Фестин собрал в кулак всю свою волю, пока душа его не засияла, как свеча, во мраке бренной плоти. Потом он занялся великой и безмолвной магией.
Стены исчезли. Он растворился в земле, прожилки гранита заменяли его кости, грунтовые воды - кровь, корни растений - нервы. Как слепой червь медленно полз он под землей на запад, со всех сторон окруженный беспросветной тьмой. А потом вдруг как-то сразу прохлада жизнерадостной, несдержанной, неисчерпаемой лаской омыла его спину и живот. Он ощущал своими боками вкус воды, чувствовал ее течение. Безвекими своими глазами он увидел перед собой глубокий илистый бочажок меж толстых корней ольхи. Он метнулся, блеснув серебром чешуи, в его тень. Он был свободен. И он был дома.
Вода бежала, неподвластная времени, из своего чистого истока. Фестин лежал на песчаном дне бочажка, позволяя более целебной, чем любые чары, проточной воде омывать свои раны. Ее прохлада уносила прочь пронизывающий холод, переполнявший его. Но не успев отдохнуть, он почувствовал сотрясение земли и топот. Кто это бродит сейчас по его лесу? Изменить облик у него уже не было сил, поэтому он спрятал свое сверкающее тело форели под аркой ольхового корня и затаился.