А сколько высокого драматизма чувствуется в сцене, где показано, как в непроходимой трясине тонут лошади и у них в глазах отражаются плывущие высоко в небе облака. Это — как последний отблеск целого мира.
Деталь в произведениях Алексея Кулаковского не имеет самоценного значения. Она — один из определяющих моментов художнического видения действительности. В художественном мире, творимом писателем, она (художественная деталь) не лезет назойливо в глаза, ни в коей степени не приобретает исключительно самостоятельного значения. Она органически действует со всей художественной системой. Иногда художественная деталь является основным ядром идейно-художественного содержания, как бы зерном, из которого вырастает все. В этом смысле, очевидно, можно утверждать: Кулаковский как художник видит окружающую жизнь, воспринимает ее часто через деталь, прежде всего — бытовую. Мастерски пользуется художественной деталью писатель в таких, например, рассказах, как «Старая мельница», «Немко», «Сад», «Двенадцатый жесткий», «Квартиранты».
Вот что говорит А. Кулаковский о рассказе «Старая мельница»: «Был когда-то с Василем Виткой в Евличах — это его родина. Пошел дождь. Спрятаться было некуда, и мы — под ветряную мельницу. Налетел ветер заскрипел стояк, загудели, засвистели крылья. Мне подумалось: романтика для детей. Они могут представить, что летят в самолете, плывут на корабле… А можно ли увидеть с этого ветряка Слуцак?
Прошло время, я написал рассказ и слова о Слуцке вложил в уста одного из героев, который со своим другом Петриком следил, не идут ли из-под Слуцка фашисты. Он и сейчас влез на ветряк, увидел Слуцак сегодняшний, а под мельницей — могилка Петрика…» Так деталь легла в основу рассказа, в котором писатель передал романтику детства, суровость и трагизм времени.
Бытовая реальная стихия служит для Кулаковского наиболее пригодным жизненным материалом постижения действительности, вместе с тем и наиболее эффективным средством исследования человеческих характеров. Быт художественная стихия писателя. Цель же творчества — исследование человека, раскрытие его внутренней сущности, душевной его красоты, утверждение гуманного отношения к нему. Именно эти качества таланта прозаика, его, можно сказать, принципы художественного освоения действительности довольно определенно проявились уже в первых рассказах, составивших сборник «Сад» (1947).
Густой бытовой фон, отличное знание и ощущение явлений обычной, деревенской жизни с ее неповторимым ароматом, способность видеть ее (жизнь) внутренне подвижной, видеть объемно, а не плоскостно, однообразно — это как-то сразу бросалось в глаза при знакомстве с рассказами А. Кулаковского. Быт у него — основа, реальный жизненный материал, которому дается подлинно поэтическое наполнение. На первый взгляд могло показаться, будто писатель несколько узок, ограничен в пространстве и во времени; события обычно не выходили за пределы жизни одной деревни, даже не деревни, а нескольких ее жителей; рассказы, как правило, ограничивались только временем их действия. Отсюда самая простая их сюжетно-композиционная структура. Контуры быта, его краски показаны вблизи, когда особенно ярко вырисовываются подробности зрительные, слуховые, обонятельные.
Само по себе решительное «привязывание» человека к деревенским условиям, миру ежедневных людских забот могло бы быть даже недостатком, если бы писатель своей поэтической идеей не возвышался над буднями, если бы этот жизненный материал не излучал, хоть в какой-то степени, поэтического свечения.
У писателя, склонного к художественному освоению бытовой сферы окружающей действительности, к исследованию человека, погруженного в стихию бытовых взаимоотношений, должны быть в наличии, так сказать, черты таланта, которые бы избавляли произведения от нудной описательности, приземленности, придавали им определенное поэтическое звучание. Это — особенное внимание к человеку, проявлению его жизнедеятельной сущности, высоте нравственного пафоса, эмоциональная выразительность авторского голоса, особенное внимание к подробности характерной, к детали.
В рассказах писателя, уже первых, развертывается сюжет и раскрываются характеры на основе тонких, часто незначительных связей с бытом, через выразительные бытовые детали. Но быт меньше всего является внешним фоном. Он органически связан с человеком; именно в нем мотивы поступков и действий персонажей. Раскрытие характеров, их внутреннее «сцепление», раскрытие идейного содержания (точнее, его наполнение) происходит через систему взаимодействия бытовых объектов, всей бытовой стихии. Внимательное исследование этой стихии, глубокое проникновение в ее сущность позволяет писателю выявить общественное звучание времени, его социальное содержание. Конфликты, рожденные в сфере быта, начинают нести в себе значительную социальную нагрузку.
Уже в лучших рассказах первой книги А. Кулаковскому удалось сохранить органичность воспроизводимых жизненных фактов, человеческих поступков и естественность авторского голоса, тона.
Позже, на протяжение всего творческого пути, писателю там и тогда удается достичь наиболее значительных успехов, где и когда он сохраняет верность своему таланту, со всей художнической и человеческой ответственностью и искренностью проявляет его.
Повесть «Невестка» (1957) — пожалуй, наиболее заметная веха на творческом пути писателя.
Вот свидетельство самого Кулаковского о том, как возник замысел произведения:
«Мне часто приходится бывать в той деревне, где я родился. Там живут у меня мать, брат. И вот однажды моя мать говорит:
— Миканор вчера хвалился: молодая невестка ему воды нагрела, сказала — попарь, тато, ноги, кашлять не будешь.
Я знал этого Миканора, знал еще десяток человек, которые жили примерно так, как он. Мне начала представляться судьба старого человека, который рано овдовел и всю жизнь прожил в одиночестве. Не видел этот человек настоящего счастья, не чувствовал теплого женского сочувствия. Сам он дома был и хозяином и хозяйкой, сам себе крупник варил, сам себе латал брюки.
И вот наконец приезжает из армии или из города сын этого человека, привозит молодую, ласковую невестку. Невестка нагрела старому корыто воды и зарадовался человек, почувствовал себя счастливым, может, большего счастья для него и не надо бы. У него уже душа изболелась по доброму, сердечному слову сына, по теплым глазам дочки».