необратимо выигрышный.
Перемен
правило – благостных перемен.
Чтобы заново выучиться принимать
всякое слово за правду, не ждать подвох.
Чтобы восторгом открытия – до краев.
Чтобы любить, потому что нельзя никак
не любить,
выставляя райдеры и счета…
Тысячи «чтобы» в строю – идеальный ряд…
И укрепленный блокпост на пути назад.
Сколько еще вычищаться и замерзать?
Ребрами сжать закрутившую центрифугу…
Вдох, закрываю выгоревшие глаза,
выдох, еще не проветрена голова,
горечь и соль размалывают жернова –
взвесь застывает в груди…
расслабляю руки…
Я ослабляю хватку, теки-беги…
Сумрачный ветер, неоновые круги…
С третьей попытки вкручивается винтом,
не подходящим к отверстию по размерам.
Хватит цеплять сухожилия изнутри,
к чертовой матери в эту дыру вали!
Я принимаю все, чему быть потом,
даже не зная принципиальной схемы.
Выправится, отшлифуется янтарем…
Август всегда завершается сентябрем.
То очищение не небесным огнем –
пеплом и сквозняком.
***
Это твой ветер, твой север и твой алтарь.
Данность, с которой от века не совладать.
Смысл и опора, заповедь и плацдарм,
и поминальная песня в рассветный час.
Если ты парус, он рвет тебя на куски,
яростно треплет в просвете подгнивших рей.
Он же – наполнит, домчит до святой земли,
опережая лучшие корабли.
Нот, Аквилон, Иапиг, Зефир, Борей…
Внутренности иссушает жар созидать,
в горле комок из крика и слез застыл.
против химер одобрения большинства
ты обрываешь связи и жжешь мосты.
Если ты Амундсен – он твой безликий рок.
Вечная песня и вечная слава в нем
Тянет незримо, крюком зацепив нутро.
В траурном небе благостно и светло,
и дирижабль истончается в окоем.
Ты отправляешься в дикую злую даль,
чтобы сказать о том, что не вызнать им.
Ищешь ответов, спасения и родства
в смыслах и правдах блуждающий пилигрим.
Если ты инок, то он защитит от зла,
к первопрестольной истине причастит,
пыл охладит покорно склоненного лба.
Ну, а потребует надобность – ляжешь сам,
на окропленный кровью его гранит.
Всем изуверствам и ужасам вопреки
соль откровений, неведомая страна,
за горизонт ускользает, как ни беги.
Серая будничность тягостна и тесна.
Тайная суть назначения – это Путь –
то, для чего мы приходим в бескрайний мир.
Ведомо каждому… в сущности – никому.
Сонная праздность затягивает в уют,
уничтожая выбранный ориентир.
Он – траектория, твердая колея –
то, что тебя образует и создает.
Вящая смелость – поверить в него, принять.
Все что тогда остается – идти вперед.
Слово
Вот новая сказочка: город остроугольный
в дрожащий канал беспомощно опрокинут.
Под ним простирается прочная сеть созвездий,
над ним чернокаменный мост выгибает спину.
На стеклышки крошатся в детском калейдоскопе
витрины, дворцы и скверы в уделах сна.
И в этом пространстве каждая точка тверди
от формы к исходной мысли устремлена.
И если начало исконно восходит к Слову,
звучание этого Слова обречено
на тысячи диалектов, дефектов речи,
ложащихся влажной припаркою на чело.
Оно поднимается аспидно и багрово,
растет, раздувается, вновь набирает силу
и лопается в сверхновый каскад наречий,
которыми все многобожие окропило.
На теле у спящего суть проступает солью,
под веками мечется, множится пыль и пламя
миров и галактик, свитых в тугие струны,
накрученные на ось колеса Сансары.
Чем ближе рассвет, тем туманней зачин историй,
тем гуще сквозь плазменный холст прорастет былье.
Мистический свет, превращая помалу в лунный,
наутро Слово свернется в имя твое.