– Я всю жизнь шел к этому. Я смешал свою кровь с кровью орков, дабы заручиться их помощью. Я продал душу, дабы эти свиньи пошли на смерть ради меня… или хотя бы ради еще одной понюшки фэла –В этот момент на другом краю поляны появились эльфы из витои стали молча взирать на происходящее. А Лосдрауг говорил и говорил, не видя никого, кроме своего соперника. – Я убил всех тех, кто стоял на моем пути. Я затеял эту войну между кланами, дабы укрепиться и убрать мешавших. Я много еще чего сделал… Но ты, последний из рода, спутал мне все карты. Выжил, хотя должен был сдохнуть. Ты вернулся, хотя не должен был возвращаться. Но знаешь, что ты не сможешь? Кто сможет помешать мне сейчас убить тебя? Никто… Ты умрешь… Слышишь, ты! Я этого хочу!!! Подойди ко мне, ублюдок!
Тонкая струйка крови зазмеилась из-под ножа по горлу эльфийки. Ватгиль, зачарованно глядя на лезвие стоула, сделал широкий шаг к Лосдраугу, наверное мысленно ступая на Чужой Берег Великой Реки.Рука с ножом метнулась к глотке парня…
И вот именно в этот миг моя стрела с дробящим чмоканьем врезалась в череп убийцы, как раз туда, куда я и метил – прямо в глаз Лосдрауга. Эльф рухнул на землю, заваливая с собой и девушку. Ватгиль, подскочив к ним, ногой выбил нож из рук умиравшего, рывком поднял девушку, прижал ее к себе.
Не спеша я вышел из-за кустов и направился к влюбленной паре, не забыв на всякий случай снова зарядить лук. Оз и Пинвол уже стояли около них, я молча встал рядом.
Посреди зеленой поляны, обезображенной кровью и трупами, на которые уже садились зеленые мухи, среди запаха смерти, под священным оком стояла сама Любовь.
Он держал ее в своих объятиях, крепко прижимая к себе. Слезы радости текли по щекам изгоя, смешиваясь с кровью любимой. Весь мир перестал существовать для него, кроме того маленького пространства, где царили нежность и конец разлуки.
– Йавиэвэн, Йавиэвэн… – шептали губы, когда они касались любимого лица. – Йавиэвэн! – пело его сердце.
Эльфийка смотрела на него глазами, в которых бродил туман любви. Он схватил ее за руки, стал целовать их и прижимать к своим щекам.
– Йавиэвэн, любимая, – сердце эльфа готово было разорваться, – скажи, скажи что-нибудь! – Ватгиль просто задыхался от нахлынувших на него чувств. – Родная, милая, скажи что-нибудь, не молчи…
Прекрасная Йавиэвэн молчала, глядя в глаза возлюбленного. Ее грудь тяжело вздымалась, глаза блестели. Она обвела нашу компанию мутным взглядом, коралловые уста разомкнулись, и мы услышали голос ватау – птицы любви, поющей только один раз в своей жизни:
– Вау! Какие мальчики!..
Когда надышавшуюся фалом Йавиэвэн наконец откачали, когда Ватгиль вернулся к нам из истерики, а Пинвол перестал ржать, как лошадь, Большой Оз спросил:
– Так нам нальют или где?
Гуляли на свадьбе эльфов недели две. Пиво, эль и вино лились рекой. Два примирившихся клана, поняв, в чем суть да дело, быстренько добили остатки орков и гоблинов (вот где Оз отвел э-э-э… душу!) и радовались жизни напропалую. Короче, к концу гулянки были вынуждены объявить еще о нескольких свадьбах.
Больше всего на этом пиршестве оторвались я и Оз. Если я пил много и раза четыре терял и находил себя только под вечер следующего дня, то что можно было сказать о тролле, глотка которого была предназначена природой специально для питья.
Ладно, все это было! Но прошло… Праздник кончился. Ватгиль с головой окунулся в дела племени и семейного быта. Пинвол, став правой рукой вождя, носился как угорелый между кланами, помогая Ватгилю разрешить старые обиды и т. д. Большой Оз в последний день свадьбы так укушался (и это не считая того, что было выпито до этого), что не мог подняться целую неделю.
После очередной неудачной попытки привести тролля обратно в наш мир за час до отъезда я пришел к Ватгилю. Молодой вождь был полон забот, но меня таки принял.
– О Лукка, друг мой и друг эльфов! Что хочешь от меня и племени лесного? – закатил он речугу в духе этикета вождя эльфов.
– Да я это… – почесал я затылок, не зная, как понятнее объяснить вождю свои тревоги. – В общем, у меня это… просьба.
– Проси, что хочешь, ибо нет тебе отказа. Ведь эльфам помог ты войну закончить.
Его говор, в смысле наречие, потихоньку начал выводить меня из себя.
– Ватгиль, ты можешь без этих… ну, говорить нормально, а?
Эльф стрельнул глазами – нет ли кого – и продолжил:
– Лукка, у тебя проблемы? Что надо сделать? Говори.
– Уф, – выдохнул я с облегчением. – А что говорить?! Я сейчас уезжаю, а мой дружок тролль до сих пор пьян.
Ватгиль улыбнулся.
– Я тебя хочу попросить. Когда он проспится, ты это, отправь его домой.
– Это есть вся твоя просьба? Я вздохнул:
– Ватгиль, проводиего домой. Так будет лучше для всех нас.
Эльф встал со своего кресла из резного дуба, подошел ко мне, обнял за плечи.
– Друг мой, для тебяи за тебяя готов сделать все, что угодно, а уж о такой мелочи я даже говорить не хочу!
– Ватгиль, прошу тебя, сделай это точь-в-точь, как я сказал, и, что самое главное, – не ради меня.
– А ради кого же? – удивился вождь.
– Ради безопасности окружающего мира. – У эльфа отвисла челюсть.
В шатер вошел Пинвол и еще пара эльфов, Ватгиль сразу же переключился на вождевскийдиалект:
– И будет просьба твоя, о тролль, законом для меня. И знай, прошу тебя, что где бы ни был ты, скажи только слово, дай только знак, и я приду к тебе и в радости, и в горе. Тому даю я слово. Слово эльфа и – вождя, и ныне, и присно, и во веки веков… – Самое последнее слово я не разобрал.
По первому снегу я приехал в Мериден. Без всяких происшествий и только с одной остановкой в “Южном Тракте”.
Когда мои лошадки наконец-то остановились у дома Айдо, вокруг царила настоящая зима.
Ильд-Ми с учителем, голые по пояс, упражнялись в прыжках и увертках, когда я вошел на территорию школы. Первое, что сразу бросилось в глаза, так это то, как медленно они двигались и та неподдельная радость, с которой они меня встретили.
За обедом я поделился впечатлениями о свадьбе, выделяя, по настоянию Айдо, те места, где его ученик пользовался умениями, приобретенными в школе.
– Так, значит, Ватгиль вернул свое… – задумчиво протянул старик за чашкой бурды, названной зеленым чаем. – Это хорошо… хорошо… – Учитель долго еще что-то думал, а затем выдал: – Ну, что ж, Лукка. Сегодня ты спишь, а завтра мы начнем.
И началось. До середины зимы Айдо натаскивал меня, как собаку. Мечом драться я так и не научился, а вот боевой топор, шест и лук! Если до этого я мог надеяться только на зоркость и силу (не считая азов, связанных с шестом), то уже через месяц мог спокойно, правда при полном безветрии, всадить одну стрелу в другую, а имея в руках топор и ничего больше, помахаться сразу с несколькими супротивниками.
Драться голыми руками Айдо меня, конечно, пытался учить, но, увы, бесполезно. Мне все как-то не удавались эти прыжки, увертки, хитрые удары. Правда, учитель обнадежил меня, сказав, что “за всего ничего – года так за три-четыре – смог бы слепить из меня приличного бойца, но, имея то, что есть – силу и быстроту, уже сейчас я мог выступать на каком-нибудь юношеском турнире”. Он даже хотел воплотить эту идею в жизнь, но тут за мной приехал мастер Скорпо.
– Рад видеть тебя живым и здоровым, парень! – Колдун, как всегда, криво улыбался. – Надеюсь, ты по мне уже соскучился, хе-хе-хе!
Я готов был поклясться, что маг немного того, на поддаче.
– Ладно, собирай свои манатки. Я быстренько поговорю с Айдо, и в путь. – Глаза мага нездорово блестели. – Нас ждут великие дела.
Ильд-Ми со мной попрощался довольно сухо. За время моего пребывания в обучении я так и не нашел с ним общего языка. Учитель на прощание посетовал, что “вот, все его ученики разбегаются, но он тешится надеждой, что когда-нибудь снова сможет заехать мне пяткой в лоб во время учебного боя”. Ну что здесь можно сказать? Воистину душевный старик! Мне тоже было жаль с ним расставаться!
Когда до Заблудшего Леса оставалось два дня пути, мастер Скорпо, до этого дремавший всю дорогу, проснулся и объявил, что нам надо срочно поворачивать в сторону Уилтавана – столицы Бревтона. Я не стал спорить и повернул. Но опять же, когда до Уилтавана осталось всего полдня тряски, Скорпо снова проснулся и с пеной у рта велел править в обход города на север, пока не доедем до деревушки с названием Ре-пьевый Куст. После дачи указаний маг снова завалился храпеть. На следующий день мы уткнулись в ту самую деревню.