– Насколько я помню, – сделал шаг вперед гном, – речь идет о двух тысячах, ведь так?
– Не знаю, не знаю… – Настоятельница повернулась к Винетте: – Ты не передумала?
– Что она к ней прицепилась с этим монашеством? – тихонько толкнул я эльфа.
– Если она станет монахиней, то после смерти ее отца все земли и имущество, отходящие ей как единственной прямой наследнице, перетекут в лапы монастыря, – также шепотом объяснил Куп.
– Но там же брать нечего! – тихо возопил я. – Ее папаша – разорен!
– А это уже третий вопрос! – подвел итог нашему спору кентавр. – Либо это не совсем так, либо мать-тюремщица имеет свои виды на это королевство. Вполне возможны и другие причины – месть, например.
– Ты не передумала? – уже более громко повторила свой вопрос мать Элизабет.
– Нет… – Девушка с надеждой взглянула на нас.
– С короля Гиера Одиннадцатого, – старушенция развернулась к нам, – девять тысяч, гном.
– Ни… – поперхнулся Дио, – …чего себе!
– Конечно, учитывая нынешнее состояние королевства, я могу снизить сумму до семи тысяч, но… Поймите меня правильно, я и так иду на уступки, сбрасывая целых две тысячи…
– Разговор шел о двух, – резко прервал ее гном. За деревьями сада мелькнула ряса монахини, второй, третьей…
– Я иду на уступки, сбрасывая две тысячи, – повторила настоятельница, – но остальные семь будьте любезны заплатить… Если, конечно, они у вас есть, господа.
– Мы заплатим больше, сударыня, – вдруг ошарашил всех гном.
– Больше?
– Да. Если вы, сударыня, конечно, действительно желаете отпустить, – гном ухмыльнулся, – бескорыстно желаете… отправить Винетту Вильсхолльскую к ее отцу.
– Сударь! – вдруг поднялась на ноги мать Элизабет. – Что вы имеете в виду?
– А чего это вы так вскипятились? – спокойно ответствовал Дырявый Мешок. – Если я где-то, в чем-то не прав или был груб и неучтив, ради всего святого, прошу меня извинить! Я не хочу ни с кем ссориться, я просто хочу выполнить свой долг. Я хочу вернуть дочь отцу, как того требует совесть гнома, и сделать для этого все возможное и невозможное, строго следуя инструкциям и опираясь на полномочия, данные мне.
Кентавр будто невзначай толкнул эльфа:
– Куп, как полагаешь, стены этого монастыря выдержат долгую осаду?
– Безусловно!
– А изнутри?
Настоятельница аж задохнулась от такой наглости, а тут еще и меня что-то дернуло немного помечтать вслух:
– Парни, конечно, это, можно сказать, и ваше дело. Но я обязан вас предупредить, что все мое оружие осталось в повозке, а голыми руками я драться категорически отказываюсь. Вам, разумеется, все равно, но лично мне “Южного Тракта” по горло хватило. Его и так теперь перестраивать придется!
– А что это такое – “Южный Тракт”? – пискнул Анисим.
– Трактир, – спокойно глядя в глаза настоятельнице, объяснил гном. – Был такой трактир на Перекрестке Семи Дорог. Там неделю назад мой друг, тролль, ночевать изволил.
– Неужели вы посмеете… – прошептала сестра Рони. – Боже мой, боже мой…
– Если ты угрожаешь, гном, так это напрасно. – Мать Элизабет уселась обратно в кресло. – Впустую все это. Вряд ли вы посмеете поднять руку на женщин, несущих бремя послушания и молитв.
Из-за ствола ближайшего дерева высунулась рука, умело сжимающая короткий лук с накинутой на него стрелой.
– Я думаю, мы сумеем договориться, – сделала первый шаг к примирению хозяйка монастыря.
– Абсолютно с вами согласен, госпожа, – учтиво поклонился гном.
– Итак, сколько вы привезли с собой?
– Честно говоря, я и сам не знаю, – рассмеялся гном, – как-то пересчитать недосуг было.
Монастырская братия (хотя из братьев был только один Анисим) во главе с настоятельницей, ну и с нами заодно, сгрудилась около повозки. Настоятельница молчала и тихо метала молнии. Оно и понятно – гном умудрился уличить ее, точнее сказать, намекнуть на заинтересованность в оставлении здесь наследницы династии Гиеров. Как шепнул мне кентавр, “теперь эта тетка уцепится за любой предлог, только бы не взять деньги и отказать нам в выдаче девушки”. И вот мы всем кагалом сгрудились возле кибитки, и две дюжие “амазонки” вытаскивали один мешок за другим.
– Я что-то не слышу звона металла, – прищурилась мать Элизабет, – надеюсь, Гиер не набил эти мешки просроченными векселями?
– При случае я с удовольствием передам ваши слова королю, – церемонно поклонился Дырявый Мешок, за что заработал еще один довольно неласковый взгляд. – Но спешу озадачить вас еще больше… – Гном обернулся на нашу ватагу, будто проверяя, кто где стоит. – Заранее прошу прощения, но… Милостивая государыня, дело в том, что нам вручили этот “товар”, даже не удосужившись пояснить, что там, в этих мешках. Честное слово, я знаю только то, что за это можно выручить намного больше, чем Гиер Одиннадцатый вам задолжал. Мы должны были продать этот товар одному достопочтенному купцу, но, увы, смерть от руки… – Он многозначительно посмотрел на кентавра с эльфом, которые дружно изучали облака. – Смерть от руки разбойников прервала его жизненный путь. Мы застали только руины его дома и его самого, так сказать, в подвешенном состоянии.
– Интересная история, интересная… – вымолвила настоятельница. – Все выгрузили? – Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: – Вскрывайте мешки!..
Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.
На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.
– Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, – наконец открыла она рот.
Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.
– Брат Анисим, что это?
– Кого, простите?
Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…
По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.
– Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?
– А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… – Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:
– Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл – сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. – Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. – Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни – мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!
Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери-настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.
– Интересно, – шепнул кентавр, – нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?
– Сейчас узнаешь… – Эльф очень медленно полез себе под подол.
– Милостивая государыня, – проскрипел гном, – видите ли…
– МОЛЧАТЬ! – взревела старушенция. – Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!
Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.