— Желаете что-нибудь из напитков? – миловидная стюардесса стреляет глазками и терпеливо ждёт моего ответа. — Быть может, перекусить?
В салоне бизнес-класса я сегодня единственный пассажир, не считая смачно похрапывающего старичка в первом ряду, а потому внимание к моей персоне сквозит из всех щелей.
— Нет, благодарю! — пытаюсь казаться вежливым, но на всякий случай прикрываю глаза и притворяюсь спящим. Бороздить просторы памяти лучше всего в тишине.
Я не люблю вспоминать ту нашу встречу со Свиридовым… Она была долгой и невыносимо мучительной. Это вода может испариться бесследно, а у боли нет срока давности. И даже когда кажется, что боль утихла, не стоит заблуждаться. Одно неловкое слово, и тебя по новой скручивает в бараний рог.
Мы долго молчали. Я ждал объяснений. Да хотя бы элементарного «прости». Чего ждал отец Наны, не знаю. Наверно, моих вопросов, обвинений, угроз, а то и проклятий. А быть может, когда сорвусь и наконец начищу его холеную морду. Впрочем, от прошлого блеска там не осталось и следа. Свиридов постарел, обрюзг, а его самоуверенный и непоколебимый взгляд диктатора утратил свою силу. Наверно, отец Марьяны начал пить. Много. Без повода. Пытался утопить в алкоголе свою вину, но по всему было видно — бесполезно.
Да я и сам был не в форме. С отбитыми почками, распухшей от ударов рожей и переломанными рёбрами я мало что мог: только лежать неподвижной мумией, да ловить пересохшими губами воздух.
Когда молчание между нами стало невыносимым, Свиридов прокашлялся и, наконец, заговорил. Правда, не о том… Он рассказывал о жене и своих делах на заводе, о моих поисках и как опустел его дом с моим уходом. А ещё обещал, что теперь всё наладится.
Я слушал его вполуха. Сжимал кулаки и безжизненным взглядом сверлил потолок. Когда хочешь свернуть собеседнику шею, с трудом воспринимаешь всерьёз его слова. Тогда Свиридов заговорил про наследство моего отца, свой какой-то долг перед ним и постоянно вспоминал про мою бабушку, которая не теряла надежды меня забрать к себе. Но и это всё было не то, не главное… И мы оба это понимали.
К теме пожара Игорь Свиридов подбирался долго. Вопреки запретам врачей, много курил. Прямо там, в моей палате. Он метался из угла в угол и трусливо отводил взгляд. Да и что он мог мне сказать? Не знаю… Но начинать с фразы «Я не виноват», ему точно не стоило.
— Ветер! Ты всё-таки здесь! — как мальчишка, Федя машет руками и бежит мне навстречу, расталкивая зевак, столпившихся в зоне прилёта. Пока растерянно кручу головой, прислушиваясь к струящейся со всех концов русской речи, Грачёв выдёргивает из моих рук чемодан и как в детстве, душит в своих объятиях. — Я нисколько в тебе не сомневался, старик!
— Дело есть дело, — пожимаю плечами, не желая ещё больше бередить душу горькими воспоминаниями. Да и вообще закрываю ту на амбарный замок: жить прошлым — неблагодарное занятие.
Глава 3. Предчувствие
Марьяна
Как зачарованная сверху вниз смотрю на белоснежную перину облаков. И вроде ничего особенного! Я не первый раз в самолёте, да и какого только неба не повидала за свою жизнь. Но отчего-то именно сейчас не в силах отвести взгляд от иллюминатора.
Мы уже пристегнули ремни, спинки кресел привели в вертикальное положение и даже спрятали по карманам мобильные — вот-вот наш самолёт пойдёт на посадку.
— Смотри, какой огромный! — толкаю Осина в бок и уговариваю выглянуть в окно. Моменты, когда в небе встречаются два самолёта, завораживали меня с детства и невольно заставляли вжиматься в кресло. Вот и сейчас чуть выше нас парит, как опасный орлан, здоровенный боинг. Его крылья отсвечивают в ярких лучах солнца, а красно-зеленые огоньки игриво подмигивают, словно шлют привет.
— Ну и махина, — кивает Влад. — Наверняка летит из-за океана.
— Мы на таком с папой летали на Кубу, когда мне было тринадцать, — неосторожно срывается с губ. И как бы сильно я ни ненавидела отца, и в моей жизни было то, за что стоит, наверное, сказать ему спасибо.
Осин чувствует заминку и без лишних слов берёт меня за руку. Мой отец — тема номер два, о которой мы не говорим.
Ещё несколько минут я зависаю между Владом и созерцанием огромного боинга, а стоит последнему исчезнуть из зоны видимости, ощущаю странную пустоту на сердце. Списываю её на неприятные ощущения в ушах от снижения, а Влад и вовсе трактует моё состояние по-своему:
— Не волнуйся, Яшка. Я каждую минуту буду рядом. А если что…