— Тебе виднее, — немного обиженно сказала Наташа, — я не Вика, передо мной оправдываться не нужно.
— Ты просто постарайся объяснить это Вике, — сказала Галя.
— Я постараюсь, хотя не уверена, что Вика будет меня слушать, — ответила Наташа.
Они попрощались, но опять вернуться к работе Галя не могла. Ее душила обида: и обидно было не то, что Вика приревновала ее к Мише, а то, что эта ревность сейчас была совершенно беспричинна. Все ведь было кончено, не правда ли? Все было кончено, даже не успев начаться.
Но вдруг Галя поняла, что теперь, после наташиного звонка, рассеялись сомнения, мучавшие ее с того момента, как она узнала о том, что Миша появился у Иры вместе с Викой. Ведь если Вика ревнует Мишу к ней — значит, они не в сговоре, значит, ей нечего бояться того, что Миша просто хотел разыграть ее, посмеяться над ней вместе с Викой. Может быть — и сердце Гали сладко забилось — всю эту дурацкую историю с коммуналкой он и затеял только для того, чтобы найти повод познакомиться с ней?
Боже мой, какая она была дура! Как она только могла поверить в мишин «сговор» с Викой! Ведь она видела его лицо, чувствовала жар его поцелуя, ощущала на себе взгляд его зеленых глаз! Разве не должно было что-то подсказать ей, что такой человек, как Миша, не может обмануть! Галя была готова рассмеяться. Сейчас она чувствовала то же самое, что испытывает человек, когда после долгих часов обложных туч сквозь свинцовые облака пробивается луч света. Значит, Миша пришел к ней в «Наш дом» потому, что полюбил ее. Зачем только она вспылила во время их последнего свидания! Ведь она, Галя, сама обидела его, обидела еще при первой встрече напрасным подозрением. Ей было стыдно, она представила, что было бы с ней, если бы человек, которого она полюбила, стал подозревать ее во лжи и хитрости — она бы сгорела от стыда и больше никогда-никогда бы не появилась ему на глаза.
А Миша? А Миша был не такой, нет, когда она позвонила ему, он пришел к ней, провел с ней вечер, самый счастливый вечер в ее жизни — а она опять оскорбила его. Конечно, теперь нелепо было бы ждать его звонка! В конце концов она сама виновата, так сама и должна расхлебывать эту кашу!
Решительным жестом она протянула руку к телефону и быстро, словно опасаясь передумать, набрала семь цифр, за которыми ей уже не было нужды лезть в записную книжку.
Пять долгих гудков показались Гале вечностью и, наконец, раздался такой знакомый, немного ленивый на этот раз голос Михаила:
— Алло!
Сердце бешенно застучало у Гали в груди.
— Миша, это я, Галя, — она сказала эти слова почти шепотом, безумно опасаясь, что ее подслушает Света и, еще больше страшась того, что Миша просто бросит трубку.
На этот раз он узнал ее сразу.
— Я понял, — резко сказал он, — я жду тебя в полседьмого на Цветном. Пока.
И тут же повесил трубку.
Что означала эта лаконичность? Может быть, он обижен на нее и не хочет разговаривать с ней? Хочет ее наказать таким образом? А может быть у него сейчас дома кто-то есть, при ком он не хочет показывать свою нежность, так запомнившуюся Гале? Может быть, даже Вика?
Вспомнив о Вике, Галя нахмурилась. Она считает, что имеет какие-то права на Мишу? Как бы не так! Теперь, когда Галя была уверена, что Миша любит только ее, сердце ее переполняла решимость: Вика его не получит. Галя вдруг вспомнила все ее шутки, все издевательства, которыми Вика осыпала в школе Галю и других девочек. Кровь бросилась Гале в лицо, кулаки ее сжались. Бездушная кукла, богатая злючка! Мы еще померяемся силами!
«Боже мой, что со мной происходит?» — сама себе удивилась Галя, — «Я никогда раньше не испытывала ни к кому такой злобы? Что это?»
Недоумевая, Галя застыла у окна. «Что со мной происходит? Отчего?»
Она не догадывалась, что, полюбив, она сама обрекла себя на муки ревности.
В четверть седьмого Галя была на Цветном бульваре. Она могла дойти и пешком, но предпочла подогнать машину, чтобы не возвращаться за ней потом к офису — слишком уж печально кончилось в прошлый раз прощание под окнами «Нашего дома». Припарковав свою «девятку», она прошла по ступеням огромного официозного здания, в котором нынче во всю меняли ваучеры на акции «Московской Недвижимости», и села на скамейку.
Еще не было половины, а Галя уже начала волноваться. Что будет, если Миша не придет? Может быть она села не туда и ей следует поискать другое место? В конце концов Цветной бульвар такой большой — вдруг Миша даже не будет ее искать, а, не увидев с первого взгляда, сразу уйдет?
Вдруг кто-то положил ей руку на плечо и Галя тут же почувствовала, как острая дрожь сотрясла все ее тело. Она вскочила — ошибки быть не могло: это был Миша.
Сегодня на нем была черная кожаная куртка, черные джинсы и высокие шнурованные ботинки. Лицо его было серьезно. Глаза его были закрыты темными очками. Он молчал.
— Привет, — растерянно сказала Галя.
Миша только молча кивнул и, обойдя скамейку, резко взял ее под руку.
— Пойдем, — сказал он.
Они двинулись через площадь к Рождественскому монастырю, потом пошли по Рождественке. Михаил все молчал. Галя, подавленная этой тишиной, начала путанно извиняться:
— Миша, прости меня, пожалуйста, за то, что было позавчера, я не хотела тебя обидеть…
Произнося эти слова, Галя на минуту опять почувствовала себя школьницей, извиняющейся перед своим папой за невольную грубость. Как давно это было! Никогда бы раньше она не могла поверить в то, что подобное ощущение сможет повториться.
Миша жестом руки заставил ее смущенно умолкнуть. Так же молча они свернули в Варсонофьевский переулок. Галя терялась в догадках: куда они идут, что означает это затянувшееся молчание? Она чувствовала, что ей становится страшно.
— Миша, куда мы идем? — с испугом спросила она.
— Сейчас направо, — сказал он.
— Я понимаю, ты любишь сюрпризы, — невольно дрогнущим голосом продолжала Галя, — первый раз это был Планетарий, второй раз — как это? — сквот, что будет теперь? Какая-нибудь пещера людоеда?
От собственной шутки мурашки побежали по ее коже. Если бы не крепкая мишина рука, на которую она опиралась, она бы упала.
— Ты скоро узнаешь, — ответил Миша.
Никогда еще Галя не путешествовала по городу так — под руку с высоким красивым мужчиной в черном, на пути к неизвестной ей цели. От волнения у нее перехватило дыхание, грудь ее тяжело вздымалась, щеки раскраснелись. Она крепче вцепилась в мишину руку.
На углу «Детского мира» они свернули налево. «Куда же он меня ведет? — подумала Галя. — Может быть, он все еще сердится на меня за позавчерашнее?»
Они прошли переулками и неожиданно остановились у одного из подъездов. Михаил открыл дверь и пропустил Галю вперед. Они поднялись по лестнице на третий этаж.
— Мы пришли, — сказал он.
Достав из кармана ключ, Михаил открыл дверь квартиры. С затаенной боязнью Галя переступила порог. В квартире никого не было.
— Где мы, Миша? — спросила она.
Прямо из прихожей дверь вела в большую комнату. Не говоря ни слова, Миша прошел туда. Это была большая светлая комната. На стенах Галя увидела картины без рам и несколько рисунков. Посередине стояла сложная деревянная конструкция, на которой был укреплен холст. В углу стояла большая кровать.
— Это мастерская? — догадалась Галя.
Михаил сдержанно кивнул и, взяв ее за плечи, развернул лицом к себе. Прежде чем Галя успела что-либо понять, горячий поцелуй ожег ей губы. Со стоном она вцепилась руками в черную кожу его пиджака. Все плыло у нее в глазах. Казалось, в мире больше не осталось ничего, кроме горячей влаги Мишиных поцелуев, его сильных рук, сжимающих ее плечи, его широкой груди, к которой она прижималась. Сердце ее лихорадочно стучало, грудь вздымалась, ей казалось, что она сходит с ума.
— Я люблю тебя, Мишенька, — шептала она.
Внезапно Миша ослабил объятия и плавным, почти балетным движением снял с Гали пиджак и бросил его через комнату на мольберт. Теперь уже Галя, привстав, обвила его шею руками и впилась поцелуем в его губы. Она чувствовала, как мишины руки гладят ее спину и при каждом его движении теплая волна блаженства пробегала по ее телу.