Богатая, самостоятельная женщина, без пяти минут менеджер Юго-Восточного отдела риэлтерской фирмы «Наш дом», Галина Андреевна Новоселова засыпая этим вечером больше чем когда-нибудь чувствовала себя одинокой и потерянной.
Глава вторая
Офис «Нашего дома» находился в небольшом особняке в одном из переулков в районе Цветного бульвара. Когда дом строили в прошлом веке, никто и не мог подумать ни о риэлтерских фирмах, ни тем более о таком средстве передвижения, как автомобиль. И потому каждое утро сотрудники, приезжающие на «девятках», «саабах» и «вольво» — в зависимости от места в иерархии и дохода — судорожно искали место, где бы припарковаться. Сегодня Гале повезло — она приехала чуть раньше и поставила свою машину у самого здания.
Без десяти девять она уже сидела на своем рабочем месте, в большой комнате, разгороженной на множество небольших — два на три метра — клетушек. В каждой из них стояло кресло, стол, на нем — компьютер и телефон. На полке громоздились папки с бумагами. Полупрозрачные перегородки не достигали потолка и поэтому сотрудники могли — хотя и смутно — видеть друг друга и при желании даже слышать, о чем говорят коллеги. Утром пока работа еще не началась, все разговаривали громко, и Галя слышала, как Оксана — ее соседка слева, занимающаяся особо сложными случаями, рассказывает, как вчера вечером она ходила со своим приятелем в ночной клуб. Ее резкий голос немного раздражал Галю, тем более, что Оксана вовсю пересыпала свою речь матом, особенно когда рассказ дошел до ссоры, которая у них случилась. Оксана с явным наслаждением пересказывала все оскорбления, которыми она обменялась со своим, как она выражалась, «бой-френдом». Галя с детства не выносила мата, хотя, разумеется, за последние несколько лет успела привыкнуть к тому, что многие девушки не только не возражают, когда матерятся при них, но и сами при каждом удобном случае «подпускают матерком». Поэтому Гале пришлось смириться с тем, что и в «Меркурио-центре» и в «Нашем доме» никто не стеснялся в ее присутствии вставить непристойное слово, обозвать по-матерному ушедшего клиента, отсутствующего начальника или допустившего оплошность коллегу. Впрочем, сама Галя никогда не позволяла себе этого. Более того, те из коллег, кто знал ее лучше других, то есть те, кто непосредственно работал с ней, каким-то образом поняли, что Гале неприятно сквернословие и старались в ее присутствии держать себя в руках, не выходя за рамки обычного, хотя все равно сильно подпорченного блатным и профессиональным жаргоном, русского языка.
Оксана была бойкая рыжеволосая девушка, носившая немыслимые мини-юбки и открытые блузки. Ее поведение было все время на грани допустимого: «Наш дом» старался казаться респектабельной фирмой и не приветствовал подобное поведение сотрудников. Впрочем, в присутствии клиентов Оксана держала себя в руках и не вела столь вызывающе. Кроме того, она была доброй девушкой, хорошей работницей, не особо рвалась делать карьеру и всегда была готова помочь, когда кто-то в этом нуждался. Поэтому сослуживицы неплохо относились к ней, а что касается мужчин, то Галя уже отчаялась выяснить, с кем из них у неуемной Оксаны сейчас роман, с кем она флиртует, а с кем просто спит. Сама Галя за два года работы получала немало недвусмысленных приглашений в гости, в рестораны и ночные клубы, но всегда умела повернуть дело так, чтобы сохранять с коллегами дружеские отношения, не переходящие определенных рамок. Конечно, это было ей нелегко, но Галя понимала, что легкие интрижки не в ее характере, и продолжала ждать того, чьи зеленые глаза она видела во сне, скрывая это ожидание даже от себя самой.
К галиному столу подошла высокая брюнетка с короткой стрижкой, одетая в строгий темный деловой костюм.
— Привет, как прошел вечер?
— Спасибо, Света, нормально. — Гале неприятно было вспоминать вчерашний день, ее все еще грызло чувство вины перед мамой.
Света была полной противоположностью Оксане. Двадцатидвухлетняя девушка, год назад окончившая курсы менеджеров и пришедшая в «Наш дом» через несколько месяцев после Гали, она буквально рыла землю, стараясь понравиться начальству и всем коллегам. Но во всех ее действиях чувствовались какой-то умысел, почти сводивший на нет ее усилия. Кроме того, в ней чувствовалась сильная хватка, готовность распихивать локтями тех, кому она только что мило улыбалась. Когда речь шла о выгодных заказах, Света из кожи вон лезла, чтобы разрабатывать будущую золотую жилу поручили именно ей. Возможно, именно благодаря этому ее дружелюбие казалось наносным, не искренним.
Галя включила компьютер, разложила перед собой бумаги и начала работу. Гул голосов постепенно стих, все сотрудники «Нашего дома» разошлись по своим местам — начался рабочий день.
Около полудня Алексей Львович позвонил Гале и попросил ее зайти к нему. В отличие от остальных сотрудников он занимал отдельный большой кабинет, обстановка которого резко контрастировала с остальной отделкой офиса. Казалось, что вся оставшаяся в особняке старинная мебель была снесена сюда: роскошная хрустальная люстра, глубокие резные кресла, огромный, тоже резной, полированный стол со множеством ящичков. Стоявший на столе компьютер и телефон вносили странный диссонанс в обстановку. На самом деле Галя знала, что когда «Наш дом» приобрел особняк, то никакой мебели, кроме никуда не годной рухляди, там не было и все убранство кабинета Алексея Львовича приобретали специально по антикварным магазинам.
Сейчас в кабинете кроме самого Алексея Львовича в одном из глубоких кресел сидел посетитель.
— Вот, Галя, наш новый клиент, Михаил Алексеевич Мещерский. Он хотел бы, чтобы мы расселили его коммуналку.
— Замечательно. А где она находится? — спросила Галя, доставая блокнот.
— На Арбате. Впрочем, вот Михаил Алексеевич все бумаги принес, — и шеф кивнул на толстую папку, лежавшую на коленях у посетителя, — вы пройдите, поговорите с ним, а потом загляните ко мне.
— Хорошо, Алексей Львович.
Галя поднялась и направилась к выходу. Мещерский открыл перед ней тяжелую дверь и пропустил вперед.
Только когда они вышли из кабинета Галя смогла рассмотреть нового клиента получше. Это был еще молодой человек, может быть лет на пять ее старше, с густыми черными волосами и небольшой бородкой. Его крепкая фигура показалась Гале знакомой и все время, пока они шли по коридору, она пыталась припомнить, где она могла его видеть. Непонятное, давно уже не испытанное ею волнение, охватывало ее, когда она, чуть скосив глаза, видела, как он идет по ковровой дорожке рядом с ней. От него исходило странное, давно забытое Галей чувство надежности и какой-то силы, неизъяснимо притягивающей к нему.
Они сели за ее стол и Мещерский положил на стол папку, принесенную им с собой. Галя надела очки — она была близорука, но старалась не пользоваться очками без крайней необходимости — повернула к себе экран монитора. Галины пальцы быстро пробежали по клавиатуре компьютера и она приготовилась записывать.
— Ну, Михаил Алексеевич, — стараясь побороть неожиданно накатившее смущение сказала Галя, — что там у вас?
— Просто Михаил, — сказал посетитель.
— Хорошо, — согласилась Галя, — так что вы нам предлагаете, Михаил?
— Вот, посмотрите, — и он протянул Гале зеленую папку.
На мгновение их пальцы соприкоснулись и Гале показалось будто разряд электричества прошел сквозь нее. Она вздрогнула и едва не отдернула руку. Внезапно она почувствовала, как ярко-алая краска заливает ей шею — ощущение, забытое со школьных лет. Стараясь не поднимать глаз, она раскрыла папку и начала перебирать бумаги, не в силах справиться с участившемся сердцебиением. «Успокойся, успокойся», — начала она уговаривать сама себя. Ты на работе и прежде всего должна быть профессионалом. В самом деле, что за глупости. Как девочка, ей-богу — и она заставила себя поднять глаза и посмотреть в лицо Михаилу.
Он улыбался. Улыбка на губах была почти незаметной, но вместе с губами улыбались усы и брови, маленькие, чуть заметные морщинки в углах глаз и сами глаза. Галя старалась не смотреть в них, ей казалось, что она не сможет вынести этой улыбки. Она до боли закусила губу, грудь ее часто вздымалась под однотонной блузкой.