— Четыре… — уже почти захныкала она.
— Ты перестанешь ходить без белья? — он аккуратно прикусил мочку уха, тут же зализывая своё маленькое преступление кончиком языка.
Вопрос, на который требовался ответ «да», но здесь им и не пахло.
Грейнджер улыбнулась, мотая головой в стороны. Дразнила, издевалась. Так, как и он издевался над ней. Малфой не ждал положительного ответа, и как же хорошо она это знала. Это на мимолетные мгновения давало ей ту власть, о которой она умоляла, зля своим непослушанием. Ей стоило бы ожидать, что он ударит её вновь, но сквозь дымку возбуждения она слабо осознавала свои слова в сочетании с его действиями.
— Жаль, — он прижался губами к венке на шее, что отбивала пульс, ударяя вновь, и она содрогнулась в его руках. — Тогда нам придется сделать это частью твоей рутины, как думаешь?
— Я не… — она вздохнула, прерывая фразу на счёт, который возвращал её в реальность. — Пять, — Гермиона застонала в голос уже скорее от отчаяния, — … против.
Он отпустил её, убирая ладони и с бёдер, и между ног, отчего ей захотелось застонать, настолько сильно было разочарование от потери его прикосновений. Но Гермиона услышала, как звенит пряжка его ремня, и выдохнула, довольствуясь возможностью дышать.
Малфой дернул её бедра, резко, жестко направляя на себя. И толкнулся в неё, не спрашивая разрешения, которое ему было ни к чему. Намотал её волосы на кулак, снова подтягивая в свою сторону, и Гермиона задохнулась собственным стоном, даже не понимая, где заканчивается боль, а где начинается удовольствие. Всё это превратилось в какую-то сумасшедшую смесь, и отделить одно от другого было уже словно и невозможно. Невозможно было и отражать реальность, в которой всё это происходило. Всё казалось сном. Никогда раньше ничего подобного с ней не было.
Только он мог трахать её на столе в её же кабинете перед панорамными окнами, за которыми был весь Лондон.
Только он мог зажимать ей рот ладонью в перчатке с её вкусом на чёрной коже, чтобы её стоны не были слишком громкими.
Только он.
Никто другой не осмелился бы так легко и просто подчинить Грейнджер себе, да и никому другому она бы не позволила.
Его рука, тянущая волосы, ощущалась слишком правильно и на своём месте, как и каждый его толчок, заставляющий стол подрагивать. Если и был идеальнее момент, то Гермиона о таком не знала. Её сжигало желание коснуться его, дотронуться и поцеловать, но даже такой роскоши Малфой ей не предоставил, оставляя алые следы на её шее.
Ей жизненно необходимо было почувствовать его целиком, а ему был жизненно необходим контроль.
Он шарил второй ладонью по её телу, пока она буквально извивалась в его руках, желая большего, подкрепляя такими стонами, каких он прежде не слышал. Ни одна женщина не приводила его в то состояние, в каком он находился сейчас.
Наконец, пальцы Драко снова нашли её клитор, растирая его быстрее с каждой секундой, как ускорялся он сам с движением бедер, а его член толкался всё глубже и глубже в неё, всё сильнее и яростнее.
Грейнджер кончила с гортанным стоном, выгибаясь дугой, и Малфой последовал за ней почти мгновенно, не имея возможности сдерживаться больше ни секунды. Это не занятие любовью, это дикий секс на столе от переизбытка эмоций, но это так сладко и одновременно горько на вкус, что отказаться от удовольствия не было ни единого шанса.
Драко отпустил её волосы, легко развязал галстук, сдерживающий запястья, и аккуратно опустил подол её платья, не разрешая произнести очищающее заклинание ни себе, ни ей. Гермиона выглядела особенно красиво, когда в ней ещё играли нотки оргазма, не желающие отпускать хрупкое тело. Он перевернул её лицом к себе, тут же наклонился, чтобы поцеловать. Нежно, чтобы загладить всю свою резкость.
— Легче? — усмехнулся он.
— Намного, — выдохнула она ему в губы, утягивая в новый сладкий поцелуй, от которого кружилась голова. От него всего она кружилась, как будто Гермионе снова было 18, и она снова влюблялась, чувствуя всё в первый раз.
— Теперь ты моя, Грейнджер, — он улыбнулся так, что её сердце замерло на несколько секунд. В нём было больше счастья, чем она когда-либо видела в его глазах за все годы учебы и последние дни вместе взятые. — Я никому тебя не отдам.
— Я сильная независимая женщина! — тут же возразила она, противореча сразу всему, что только что позволила сделать с собой.
Ему удалось укротить не только её саму, но и её злость.
За свои слова она получила россыпь коротких щекочущих поцелуев на ключицах и шее. Его легкая щетина царапала её кожу, но это было так приятно — быть влюбленной и быть объектом влюбленности для кого-то. Даже не для кого-то, а именно для Драко, пусть много лет назад она и не верила, что он вообще способен на такое чувство.
— Пойдём домой. Я устал от Министерских крыс и их разборок, — пренебрежительно кинул Малфой.
Одна эта мысль и воспоминания о сегодняшнем дне вызывали в нём в большинстве своем негативные эмоции, и ему хотелось спрятать Грейнджер в своём убежище подальше от идиотов, её расстраивающих.
— К тебе или ко мне? — она улыбнулась уголком губ.
— К тебе, конечно. Я соскучился по прекрасной Розали, — тут же ответил он, хмурясь, словно не понимая, как она вообще могла задать такой вопрос.
— Нам нужно забрать её из сада, в таком случае.
— Хочу сделать это ещё одной частью нашей рутины, — Малфой помог ей подняться на ноги и передал ей пальто, точнее, набросил на плечи собственное, хотя в том не было нужды, и кивнул в сторону камина.
От его заботы в груди снова вспыхнуло тепло, согревающее душу, так что у Гермионы не было причин не соглашаться. Кроме той, что липкость между ног так и намекала, что стоило остаться наедине чуть подольше.
*
— Тебе стоило прийти ко мне, — она уже звучала устало, её голос был почти хриплым от того, как долго она ругалась в соседней комнате с бывшим мужем.
Слушать всё это для Малфоя было почти невыносимо без желания заехать Уизли по носу. Но он дал обещание следить за Рози и не лезть в разборки, поэтому именно это он и делал — с серьёзным видом рассказывал дочери его девушки какие страны как назывались на глобусе в гостиной. Безусловно, она забудет всё на утро, но это было даже забавно.
— Да с какой стати, Гермиона?! Это НАША дочь! Я не могу рисковать её жизнью.
— Я Министр магии, Рональд! — снова вскричала Гермиона из кабинета. Рози тут же сжалась в руках у Драко, услышав повышенные тона матери. — Я имею все силы страны, чтобы защитить своего ребенка. Своим поступком ты её не защитил, а подверг большей опасности.
Дальше Малфой уже не слушал, подхватывая глобус и прижимая младшую Уизли-Грейнджер к себе, чтобы унести подальше от этой ругани. И себя заодно, потому что ему всё ещё очень сильно хотелось ворваться внутрь и высказать абсолютно всё, что он думает о члене этого семейства, у которого не хватило мозгов поступить умнее.
— Дядя Драко, — позвала его Розали, поднимая голову.
Её крохотные ручки обхватывали его шею, и это было ни с чем не сравнимое чувство. Малфой никогда не думал, что захочет детей, но то, что он испытывал сейчас, держа девочку в своих руках, не стояло рядом ни с каким из предыдущих опытов. Возможно, ему придётся задуматься над своими прежними убеждениями и их правильностью.
Но глубоко внутри его всё равно передергивало от прозвища «Дядя Драко».
— Да, солнышко? — тут же отозвался он, чуть отстраняясь и опуская взгляд.
— Почему мама с папой ругаются? — она выглядела расстроенной из-за ссоры родителей, и он чертовски хорошо её понимал.
— Потому что твой папа поступил не очень правильно, не посоветовавшись с мамой. И она этим очень недовольна, — постарался объяснить Малфой так, чтобы случайно не употребить слово «мудак» или «ублюдок» при ребёнке.
Он поднялся с ней и дурацким глобусом в комнату, где её родителей уже не было слышно.