— Никогда не думала, что я… красивая, — запротестовала Алексия, — разве только… глаза у меня… как у мамы.
— Да, мне рассказывали, что ваша мама была красавица, — мягко сказала маркиза.
Вечером Алексия принялась рассматривать себя в зеркале, примеряя новое вечернее платье, которое подарила ей маркиза. Это был самый модный фасон. Она решила, что и в самом деле выглядит весьма привлекательно и маркизу не будет стыдно за нее. Ведь прошлым вечером он заметил, каким убогим и невзрачным был ее наряд. Какие мысли пришли ему в голову, даже представить страшно! Но то платье, что было надето на ней сейчас, удивительным образом подчеркивало ее изящную фигурку и оттеняло белизну кожи.
А Летти и вовсе выглядела просто блестяще, в волосах ее, казалось, запуталось солнце.
Так что не было ничего удивительного в том, что после ужина маркиза сказала:
— Сейчас мы отправимся на небольшой прием в Ричмонд-Хаус. Герцогине не терпится познакомиться с вами обеими, да и для вас будет очень неплохо завести некоторые знакомства, прежде чем мы появимся на одном из больших балов, что будет устроен через неделю.
В тот день они ужинали одни. Алексия слышала, что маркиз уехал в Карлтон-Хаус. Но его мать намекнула, что позже, вечером, он присоединится к ним, и потому Алексия в глубине души страстно желала, чтобы он увидел, какая сегодня Летти ослепительная.
Ричмонд-Хаус оказался таким же роскошным, как и дом маркиза, правда, картины были не настолько хороши.
На скромном приеме собралось человек пятьдесят. Летти произвела настоящий фурор своим появлением, и Алексия этим очень гордилась. Кавалеры окружили ее, а женщины обсуждали юную красавицу с благоговейным трепетом.
Многочисленные друзья восторженно приветствовали маркизу Осминтон.
— Счастливы видеть вас снова! — радостно восклицали одни.
— Уже и не надеялись встретить вас когда-нибудь в Лондоне, — с улыбкой говорили другие.
— Я и вправду совсем отвыкла от приемов и балов. И если стану слишком быстро уставать и не смогу оставаться достаточно долго на празднике, мне бы очень хотелось подыскать надежного человека, которому можно смело доверить этих двух милых девушек. А если вдруг пожелаю остаться дома, буду ужасно расстроена, коли не найдется верного друга, способного занять мое место и опекать их в свете, — отвечала маркиза.
Предложения помочь посыпались со всех сторон. Только теперь Алексия почувствовала, что беспокоиться о судьбе Летти больше не надо, и беспрестанное напряжение и тревога покинули ее. Теперь-то все сложится как надо. С этого времени все пойдет так, как ей всегда хотелось!
Маркиза представила Алексии некоторых достаточно зрелых мужчин, и они сразу принялись обсуждать политические проблемы. До чего же интересными показались ей эти разговоры!
Она беседовала с одним членом парламента по имени Уильям Уилберфорс, который сейчас как раз занимался реформой, когда заметила, что среди приглашенных появился маркиз. Он был таким ярким, заметным, казался просто на голову выше всех мужчин, собравшихся в зале, что сердце ее бешено заколотилось. Маркиз поцеловал руку хозяйке дома и направился к матери. Она ласково улыбалась сыну, очень довольная, что он сдержал обещание.
— Как ты себя чувствуешь, мама, не слишком устала? — спросил маркиз.
— Сказать по правде, дорогой Хилтон, я словно парю над землей! Может, из-за шампанского, а может, потому, что так приятно снова оказаться среди старых друзей, которые так приветливо и радостно встретили меня.
— Я всегда говорил тебе, не стоит слишком долго задерживаться в деревне.
— Ты был прав, мой мальчик, впрочем, как всегда. Ну а что ты думаешь о своих кузинах?
Маркиз проследил взглядом, как Летти выслушивает неискренние комплименты от некоего господина, что славился в обществе своей любовью к разговорам с хорошенькими девушками.
Когда Хилтон увидел Алексию, глаза его сверкнули.
Она боялась показаться невежливой и не взглянула на маркиза, а внимательно слушала мистера Уилберфорса, который объяснял, почему и каким образом поддерживал закон, запрещающий использовать труд детей при чистке дымоходов. Лицо ее было серьезным, а по глазам становилось ясно, что она полностью согласна с аргументами мистера Уилберфорса.
Маркиз пристально понаблюдал за нею несколько секунд, потом сказал:
— Мне кажется, мама, нам пора домой.
— Хорошо, дорогой, мне только надо попрощаться со всеми друзьями, и я буду готова, — ответила маркиза.
Минут через двадцать они наконец спустились вниз, а в ушах все еще звучали добрые слова.
— Они и в самом деле рады были видеть меня, — счастливо сказала маркиза.
— Это и неудивительно, — заметил маркиз.
— А вы, мои дорогие, — обратилась она к Алексии и Летти, — произвели своим появлением настоящую сенсацию. Как я и рассчитывала.
— Мне казалось, что я бабочка, только-только появившаяся на свет из куколки! — восторженно защебетала Летти. — У меня не было никаких мыслей, я только ощущала свои новые прекрасные крылья.
Маркиза рассмеялась:
— А вы, Алексия? Как вам понравился сегодняшний вечер?
— Мистер Уилберфорс показался мне очень интересным, — ответила Алексия, — мне кажется, все должны будут… поддержать его законопроект.
Она с тревогой посмотрела на маркиза.
— Я уже обещал ему свою поддержку, — сказал тот и заметил, как ее глаза засияли от удовольствия.
— А еще он против… рабства, — почти шепотом сказала Алексия.
— Вы слишком серьезно ко всему относитесь, — заметил маркиз, помогая матери закутаться в накидку, отделанную мехом.
— Как это слишком серьезно? — удивилась Алексия.
— Вы ведь приехали сюда развлекаться, а не решать проблемы угнетенных и обездоленных.
— Но это же так важно! — не согласилась Алексия. — Разве могут жестокость и несправедливость мира оставить кого-нибудь равнодушным?
Маркиз ничего не ответил. Он лишь подумал, что знакомых ему женщин никогда не волновали чужие невзгоды и не интересовали те дела, которым посвящали себя мужчины.
Глава 4
Маркиз ехал в сторону Челси[4]. Он ловко правил своим превосходным экипажем и горячими лошадьми и думал, что никогда в жизни больше не свяжется ни с одной из светских красоток. С тех самых пор, как он пообещал матери не иметь ничего общего с Имоджин Харлоу, она принялась забрасывать его письмами. Сначала она требовала, чтобы он явился к ней, потом умоляла и в конце концов перешла к оскорблениям.
Возможно, матушка была права, думал маркиз, Имоджин Харлоу во что бы то ни стало задумала женить его на себе. Но с тех пор, как он решил прекратить эту связь, дама стала вести себя просто безобразно. Бедняга маркиз даже почувствовал отвращение ко всяким любовным похождениям такого рода.
«Отныне буду общаться с обычными продажными женщинами, — поклялся он себе, — уж с ними-то проблем не будет. Они знают свое место, непритязательны, озабочены только тем, чтобы не продешевить и заломить повыше цену».
Считалось, что состоятельный человек, светский лев, что называется, полноценный мужчина, непременно должен содержать любовницу. Рене Дюваль была одна из многих, что появлялись, а потом исчезали из уютного домика на Ройял-авеню в Челси, возле больницы, основанной Нелл Гвин.
Рене играла в театре «Лицеум», который временно передали Королевской компании «Друри-Лэйн», когда ее знаменитый театр сгорел дотла в 1809 году. Пламя пожара было таким сильным, что осветило весь Лондон. Этот огонь разорил Ричарда Бринсли Шеридана, владельца театра. Слабый человек не выдержал бы такого испытания, сломался, но только не Шеридан. С присущей ему энергией и при помощи Сэмюэля Уитбреда, пивовара и члена парламента, он все вновь начал с нуля.