— Идут твои ироды. В человечьем обличии, поэтому ковыляют медленно. Стефан хромает, как ты, только на обе ноги. Мальчишки готовы ему лапы лизать. Еще бы, наследничек курфюрста, чуть не пришил папашу. Величина.
— Спускайся, козлик. Ты опять все переврал. Наследником его официально объявят, если доживет до ста шестидесяти. А с его характером я в это несильно верю. Ирма с ними? И прекращай использовать площадные жаргон. Ты в приличном доме.
— Училка ты. И в каком приличном, ты в голову своей подружке заглядывала? — И он затараторил, подражая скорости Ирмы, верно улавливая ее интонации.
— Оу, Винсент? Ой, прости Каспиан. Что, Вернон? И как я так обозналась.. Еще, еще, вот так. Не останавливайся, милыыыыый, — слушать Бена было действительно невыносимо.
Я грохнула крышкой шкатулки по столу.
— Ты, недоразумение, фасеточное. Прекрати немедленно. Во-первых, это непочтительно по отношению к знатной госпоже. Она в дальнем родстве с Маркусом. И к наставнику академии — это еще более серьезное нарушение. Во-вторых, что ты такое несешь? Не может она думать о сексе, когда ведет через лес восемь обормотов. Даже Ирма на это не способна.
— Ахахаха, — стрекозел радостно закружился вокруг меня. Да у нее больше ничего в голове не держится.
Что-то подозрительно он веселый. Ведь до этого просидел в шкатулке три дня. За то, что подстерег Вернона на открытом уроке, который проходил здесь же, и озвучил, что о ректоре думает сдававшая экзамен Николетта. По версии Бена, конечно. Эти слова нельзя произносить в присутствии детей.
— Воспитанники возвращаются. Подготовь, пожалуйста, все три спальни. Если разжечь камины сейчас, то пока все соберутся в столовой, пока поедят, температура как раз станет комфортной. Для оборотней. Людей сегодня не ожидается. На ужин — меню номер пять.
— Есть, мой генерал. Верный Золушок к твоим услугам. Уже исполняется.
Что, и ворчать не будет? Да Бена не узнать.
— Кстати, моя королева. У тебя сюрприз под самым носом. Аккуратным волчьим носиком.
Я принюхалась — ничего. Разве что нотки мускуса за отцом растворялись медленно.
Тут в шкафу за моей спиной раздалось шуршание, а потом — громкий оглушительный чих. Дверца распахнулась, но перед тем, как обернуться, я поняла, кого там увижу. Так чихать мог только по-настоящему большой оборотень, который зачем-то с ног до головы искупался в нейтрализаторе.
— И давно ты там, Маркус ?— я дождалась, пока он подойдет к столу и подняла глаза.
— Не очень. Я собирался поговорить с тобой, но тут пришел твой отец, ты проснулась. Я не хотел вам мешать.
Как всегда, лаконично. Он решил побеседовать со мной спящей? Одновременно с возмущением во мне поднималось любопытство. Получается, он все слышал?
Маркус нервно стащил с головы какую-то тряпку, оказавшуюся моей шелковой сорочкой.
— Я столько имел сказать, а тут еще вот это все, — в такие минуты мы оба вспоминали, что родной язык у нас различается.
— Я бы поведал, какие у него мысли, но не буду. Ценю свою жизнь, даже у тебя на побегушках. Веселая там мешанина, — вмешался стрекозел.
Мы зашикали на него одновременно.
— А что у вас в меню номер пять? Я бы поужинал, — Маркус наконец нашелся, что сказать.
Благолепие длилось ровно пять минут. За это время мы спустились вниз, и я соорудила оборотню бутербродов из того, что нашлось в холодильнике. Маркус в привычках в еде не отличался от прочих волков: сэндвич тонкими ломтиками, почти невидимый лист салата, хороший кус сыра и огромный пласт буженины.
Сама я предпочитала сдержанность и наотрез не понимала, зачем этот набор продуктов называть бутербродом. Ну ели бы одно мясо с ложкой кетчупа — чем не он? С другой стороны, когда-то оборотни действительно питались чистым мясом, причем сырым и на кости. И изменения в технологии блюд указывали на то, что мы покинули пещеры и научились пользоваться столовыми приборами не менее виртуозно, чем все прочие двурукие.
Когда Маркус ел, лицо его теряло привычное хмурое выражение и становилось чуть ли не мечтательным. И я решила, что это наиболее подходящий момент, чтобы выяснить его отношение к тем щекотливым темам, которые прозвучали в его присутствии.
Хотя сам факт, что он отсиживался у меня в шкафу ставил его в дурацкое положение. Я, между прочим, его госпожа, ну как и любого другого волка. Это прямое нарушение субординации. Впрочем, я же благородная Вольфдерлайн и умею быть великодушной. Но прежде, чем я открыла рот, меня опередил стрекозел: