На серці в мене підступи "червового короля". Знаю я того "короля" – то мій шеф, який все норовить врізати мені платню, або зняти премію. А під серцем у мене туга за ковбасою по два двадцять і Жигулівським пивом по двадцять дві копійки.
Мені дістаються повітряні замки та нездійсненні мрії про братство людей на землі, а моїм нащадкам – проценти з Марксового "Капіталу". І всім нам випадає далека дорога в світле майбутнє, про наближення якого повинен сигналізувати Робінович, але кажуть, що він продав його за тридцять срібняків і вшився на землю обітовану.
Театр и жизнь
В гримерную забежал артист МАНОШКИН в одежде славного мушкетера, и с порога он начал кричать: "Нет, нет я больше не выйду на сцену хоть режьте меня на куски или бросайте в холодную пропасть!"
– Иван Семенович, но осталась ведь последняя сцена, – вслед ему кричал директор театра.
– Никогда я не выйду к этим варварам показывать высокое искусство.
– Миленький, но вы ведь знали, на что шли. Искусство требует жертв.
– Да, я знал это и готов был пойти на любые жертвы: терпел, когда нам не платили зарплату, терпел, когда в зале было холодно, терпел издевательства от режиссеров и директоров, но этого терпеть я не в силах.
– Иван Семенович, но это, же дети. Пошалят немного и утихомирятся.
– Я терпел, когда из рогатки мне попали в живот, терпел, когда кто-то бросил острый дротик мне в задницу, но, когда булыжником мне засветили под глаз, то терпение мое закончилось. Все ухожу. Лучше я умру где-то под забором, нежели от этих малолетних отморозков.
– Иван Семенович мы больше не будем водить школьников в театр, – это сказал заведующий отделом культуры города Негубкин Станислав Михайлович. – Мы поняли свою ошибку. Будем исправляться.
– Каким же образом, если не секрет? – поинтересовался артист.
– На наши представления мы будем приглашать студентов. Это публика серьезная и внимательная.
– Не скажите. Прошлый раз, меня один студент едва со сцены не стянул, ему не понравилось, что я женщину ударил.
– Так это же хорошо, значит, сопереживает человек.
– Вам-то хорошо, а я зуба лишился. А в другой раз не понравилось студенту, как Отелло Дездемону душил. Кричит: "Не верю, не верю",– выскочил на сцену и стал Дездемону давить так, что наша Ольга Ивановна едва дух не испустила. Хорошо преподаватели вмешались да оттянули ненормального.
– Да, зритель пошел не тот, – заметил директор.
– Что же делать? – спросил Негубкин.
– Надо менять репертуа, – сказал директор.
– И побольше откровенных сцен, – добавил Иван Семенович.
– С этого места и поподробней, – заинтересовался Негубкин.
– Что ж тут не понятного. Побольше сцен интимного характера, с элементами стриптиза, и я уверен народ повалит толпой.
– Вот тут я не совсем уверен, – засомневался директор.
– Почему?– спросил Станислав Михайлович.
– Потому как артисты у нас маленько не подходят для таких сцен.
– Не понимаю вас.
– Что тут непонятного. В возрасте они у нас. Джульетту вон играет Софья Александровна, которой под шестьдесят, а миледи играет Марья Давыдовна, которой уже за шестьдесят перевалило. Так что в топ-модели они совсем не годятся.
– Но вот Гурченко ж играла молодых женщин, в каком возрасте. А Софи Лорен…
– Наша Марья Давыдовна по габаритах такая же, как эти две звезды вместе взятые.
– По-вашему выходит, что нет выхода.
– Выход есть, надо ставить новых авторов. У меня есть на примете несколько таких дарований.
– И не мечтайте.
– Почему?
– У них нет разрешений.
– От кого?
– Я не знаю от кого, но они должны быть.
– Один есть драматург – его в столице ставят.
– Что вы ровняете себя со столицей. Там уже все давно с ума сошли, но мы, то люди нормальные и должны отвечать за свое соответствие месту, на котором сидим.
– А может, рискнем, – попытался вставить слово в диалог начальников артист.
– Одна попробовала и семерых родила. Не надо проявлять инициативу – инициатива всегда наказуемая. Так что работаете по заранее разработанному графику. Очень легко какую-нибудь глупость сотворить, а потом доказывай, что ты не верблюд. Так что идите Иван Семенович и сейте, сейте, чему вас учили.
– Но они ведь стреляют.
– Мы примем меры. Так, всех свободных актеров и прочих работников театра, поставим наблюдають за детьми. На каждый ряд. И пусть только кто замахнется на высокое искусство, тот получит сполна. А вы немножко, Иван Семенович, пудры наложите, и ничего не будет видно. Вот так и побольше оптимизма – все будет хорошо.