- Лид, а помнишь, как ты в хоре пела? С Валей Сидоркиной? "В этот вь-ю-южный, неласковый ве-е-ечер", - неуверенным тенорком воспроизвел он.
Помолчали.
- Ты стала другая.
- Конечно, в кино не ходим, в театр тоже! Забыла, где все это находится...
- Восемь лет назад у нас росли отличные кактусы, - будто и не слыша Лиду, продолжал Трофимов. - Помнишь? Мне иногда ужасно хочется пирожков. С капустой. И еще я хочу, чтобы ты связала мне пуловер. Синий такой, толстый.
- Если бы я сидела дома и не работала...
- Что же делать, если я инженер. Даже не главный. И мне нравится моя работа.
Лида укоризненно хмыкнула:
- Я устаю не меньше тебя! - и повернулась к нему спиной.
Он посмотрел на такую далекую сейчас жену, повздыхал, натянул пижаму и вышел на кухню.
Русалка накручивала на пальчик листик валиснерии, чешуя переливалась таинственным многоцветьем, медленно и плавно шевелились в воде волосы.
- А ведь она и вправду другая была! - неожиданно для себя сказал Трофимов.
Русалка прислонилась к стеклу, как пассажир на задней площадке "Икаруса", села на хвост и приготовилась слушать.
- Мы на третьем курсе познакомились, - ободренный вниманием, продолжал Трофимов, - только Лида с параллельного потока. Знаешь, как бывает? Первый курс - сплошные страхи: "выгонят-не выгонят", второй по инерции проскочил, а на третьем задумался - куда же я попал? Понял, что не туда. Ну, думаю, отслужу в армии, потом решу... Случайно совсем зашел в институтский клуб... была спевка факультетского хора. Сел в углу послушать... Лида и еще одна девушка - пели. Вот была минута... Тут... понимаешь... мир увидел... в цвете! - Он помолчал, потом продолжал:
- Конечно, и я виноват! Но в том ли дело, кто больше, кто меньше! Чего виноватых искать!
Трофимов рассказывал, вспоминая, задумывался, снова говорил и неожиданно спохватился:
- Ты ведь голодная!
Открыл холодильник, долго изучал содержимое, прикидывая, чем бы угостить, пока не нашел початую банку шпрот. Двумя пальцами взял шпротину, стряхнул с нее холодное, тягучее масло и бросил в аквариум. Русалка, красиво изогнувшись, поднырнула под нее, вскинула хвостом, отчего рыбка, как живая, описала дугу и будто сама вплыла в миниатюрный ротик.
- Ишь ты, ловко! - подивился Трофимов.
Он кидал шпроты, русалка забавлялась ими, вода в аквариуме волновалась и по ее поверхности шли маслянистые пятна. Потом русалка высунула голову из воды и, прикрыв глаза, негромко запела. Голос был чистый, нежный и нес успокоение. Трофимов долго стоял у аквариума в приятном оцепенении, пока не почувствовал, что за ним наблюдают. Он оглянулся.
В бигуди, словно инопланетянин в шлемофоне, на пороге стояла Лида и плакала.
- Лид, а я думаю... не кормлена... вот встал... надо ж это, - запинаясь произнес он.
Она всхлипнула, ткнулась Трофимову в плечо:
- Не любишь ты меня.
Трофимову стало неловко от того, что она заговорила про любовь, когда они были не наедине, но он постарался собраться и обнял Лиду:
- Глупенькая. Все маленькие девочки уже спят.
Лида положила руки на плечи Трофимову. Бигуди коснулись его подбородка и тонко звякнули друг о дружку, словно сломалось что-то очень хрупкое. Они замерли.
Русалка мерцала из воды голубыми глазищами. Лида, по-женски проницательно, с полвзгляда, это заметила и насторожилась:
- Шел бы ты, Вовик, спать, - устало попросила она.
Тихо улеглись, и Трофимову мучительно захотелось курить, но возвращаться на кухню было неудобно. Он долго ворочался, не мог заснуть. На кухне слышался плеск и Трофимов, убаюканный этими звуками, забылся сном.
Проснулся он оттого, что на кухне играл транзистор, Лида гремела посудой и готовила завтрак. Надел пижаму, поскреб затылок, зевнул и вышел на кухню.
- Ты это зачем? - хмуро кивнул он на старое зеленое одеяло, которым был накрыт аквариум.
- Нечего ей за нами подглядывать! - ответила необыкновенно нарядная Лида и повернулась к плите.
Он пошел умываться.
Завтракали молча. Антон клевал носом, капризничал и было видно, что не выспался. Потом встрепенулся:
- Пап, а тетя-рыба пьет какао?
- Это русалка... - начал было Трофимов, но Лида мягко его перебила:
- Ешь, сынок, не отвлекайся, в садик опоздаем.
Трофимов вздохнул, смолчал.
Он позвонил Лиде уже в третьем часу:
- Алло! Лида?.. "В этот вь-ю-южный, неласковый вечер", - бодро пропел он.
Где-то далеко, в невидимом переплетении телефонных кабелей раздался щелчок и глубокие женские голоса подхватили:
- "Когда сне-ежная мгла вдоль дорог..."
- Я слушаю, - сказала Лида на фоне песни.
- Давай сорвемся вечерком в "Птицу"! Антона к маме, посидим, поокаем?
- Спасибо.
- Что с тобой? - громко спросил Трофимов и на него посмотрели сотрудники.
- Сегодня Антона забираешь ты, Вовик!
- Лида...
Мелодия пропала. Короткие гудки барабанили в ухо. Он положил трубку и появились посторонние звуки: шуршала бумага, лязгал дырокол, работала печатная машинка. Трофимов заметил пыльное окно, темные стены, беспорядок на столе, огорчился и подумал: "В чем моя вина? Деньги на телик? Есть же пока черно-белый!"
Вечером зашел за Антоном. Переодевал его, отвечая на очередную порцию "почему". В раздевалку влетел карапуз лет четырех с игрушечным рулем в руках, понаблюдал за Трофимовым и спросил:
- Русалка твоя?
- Моя, - ответил Трофимов.
- Ну и дурак! - сказал тот и исчез так быстро, что Трофимов не успел отреагировать.