Мой младший брат был закомплексованным ребенком, господин председатель, но зато неисправимым мечтателем, романтичным, рано развившимся сексуально. Не будучи, естественно, отпетым развратником, он часто мастурбировал, даже тогда, когда не было для этого особого повода. Я стала свидетельницей его деяний через замочную скважину наших смежных комнат и, будучи возбуждена подобным зрелищем, стала шантажировать господина Недотрогу и склонила его к обоюдной мастурбации и прочим вещам. Тем не менее я заявляю со всей ответственностью, что он никогда не обладал мной. Абсолютно. Я была верна воспоминаниям о моем детском Адонисе до такой степени, что не позволила ни одному мужчине обладать мной до сегодняшнего дня. Я признаю, что пользуюсь пластиковым заменителем по доступной цене, стерильным современным инструментом всякой свободной женщины, господин председатель…
— Протестую! — рявкнул Ирвин Гольд, и я ему был признателен. — Господин председатель, это свидетельство опасно уходит в сторону автоэротики.
С видимым научным интересом герр доктор изучает блестящие глаза и пылающие щеки моей сестры.
— Протест принят.
— О! Ну что же, — сказала сестра, — вернемся к моему братишке.
— К его извращениям, — вмешался герр доктор.
— Его извращения… Да! Говорила ли я, что он был без ума от кино? Нет, не думаю. Он просто сходил с ума. Настоящий безумец. И особенно себя напичкал «Унесенными ветром», если мне не изменяет память. В тот год его не интересовали ни ковбои, ни гангстеры, ни Лоурел и Харди, нет. Он был увлечен лишь Скарлетт О'Хара, я думаю, на это стоит обратить внимание! Я считаю, что он просмотрел фильм не меньше четырех раз: вначале с семьей, затем три раза один. Обвиненный в этом, он все отрицал, но нервозность его выдана. В качестве защиты он обвинил меня в многочасовом просиживании в зале, где шла демонстраций «Женщин». Вы помните, этот фильм поставлен Джорджем Кьюкором со звездами Розалиндой Рассел и Полетт Годдар, столь восхитительными и столь резкими. Я признаю, что они произвели на меня определенное впечатление. Был некий ажиотаж, безумные прически, которые…
— Что все это значит? — воскликнул Гольд. — Начинается полоскание грязного белья? Протестую.
— Протест принят, — ворчит доктор. — Мисс, мы обвиняем вашего брата, а не вас.
— Ах, вы грязное подобие Калибана, вы хотите лишь поглубже зарыться в его комплексы, чтобы утопить его! Он прекрасно знает, что осквернил все на свете. Он предал меня, предал свою жену (лишь Господь знает причины его развода) и рано или поздно столь же легко предаст своего сына. Я ни на секунду не сомневаюсь, что он предал особу, лежащую в данный момент в ванной комнате. И как только она пригрозила ему разглашением его извращенности, он просто-напросто пустил ей пулю в живот.
Я был не способен больше сдерживаться.
— Моя извращенность, черт побери! Если ты в чем-то сговорилась с этими людьми, то зачем тебе мое исчезновение?
— Молчать!
Герр доктор устремляется ко мне на своих коротеньких ножках с перекошенным от злобы лицом.
— Молчать! Молчать! — орет он, тыча указательным пальцем мне в грудь, от чего я едва не задохнулся. — Больше это не пройдет! Ваш сын вернется в зал раньше, чем вы произнесете хоть слово, и будет присутствовать на всех дебатах. Он увидит фотографии, прослушает записи, сможет рассмотреть вашу жертву с ног до головы, так же как и орудие преступления, и сделать выводы о происшедшем. Так что осторожнее!
— Доктор… Извините, господин председатель, прошу вас.
Меня еще раз обуял такой страх, что я захныкал, но что еще оставалось делать?
— Доктор, я хотел всего лишь дать понять, что если сестра сможет избавиться от меня, то унаследует мою часть. Потому ее свидетельство…
— Вы оспариваете? Предполагаете, что она лжет?
— Нет. Не совсем. Она преувеличивает, подтасовывает факты, и это все. В любой семье…
— Меня не интересует любая другая семья. Я занимаюсь вами, исключительно вами. Я здесь, чтобы судить вас надлежащим образом. Честно, с чистыми руками и холодным рассудком.
— Судить меня с чистыми руками и холодным рассудком? Но как вы так можете, как можете вести все подобным образом? Я не хочу быть вашим противником, доктор, я просто хочу сказать, господин председатель, что подобные дебаты — карикатура на судебный процесс. Скорее поверят в психологическую драму с бедным кретином в качестве жертвы сеанса.
— Вы хотите заявить, что мой стиль судопроизводства далек от вашего понимания, мой друг?