— У тебя нет проблем со мной из-за этих историй с наркотиками?
Он знает, что я ему не солгу. Откровенность — не единственное чувство между нами.
— Иногда, — сознаюсь я. — Говорят о стольких вещах… Я был бы плохим отцом, если бы не предвидел подобных ситуаций.
— Значит, я не доставляю хлопот.
— Ты пробовал?
— Травку. Два или три раза. Я в ней не нуждаюсь.
Я прилагаю немало усилий, чтобы пойти дальше, задать нужный вопрос:
— А насчет секса? Гетеро или гомо?
Он несколько мрачнеет.
— Ты спрашиваешь из-за моих длинных волос…
— Не говори глупостей, Ник. Но сейчас многие сирены поют, что нет ничего лучше голубой любви.
Он преображается.
— Сирены — женщины, папа. С какой стати им вещать об этом?
Я не мог не рассмеяться.
— Очень забавно. Но ты не ответил на вопрос.
Он, должно быть, почувствовал за шуткой мою озабоченность, ибо ответил очень серьезно:
— Я не думал об этом. Но, к примеру, если это делать с мальчиком, можно подумать… как бы сказать… Это слишком похоже на мастурбацию, понимаешь? Тогда как с девушкой действительно что-то испытываешь.
— Ты очень разумный молодой человек, Ник. И говоришь почти как старик. Ты пришел к подобному заключению на собственном опыте, не так ли?
— Ну да, у меня была девушка… Но мы не пошли до конца.
— Это тоже неплохо. Девушка твоего возраста действительно не готова еще идти до конца, как ты говоришь, что бы она ни рассказывала.
— Та была двумя годами старше. Она на первом курсе университета. И я полагаю, что она готова. Если только…
— Да?
— Ну ладно, скажем, ты находишься с девушкой и все классно, все готово для этого дела. Родители отсутствуют, свет приглушен и все такое. Стоит ли тогда спрашивать ее, приняла ли она пилюлю? Ты понимаешь, если ее спросить об этом раньше времени, она подумает, что у тебя в голове только одно. Если же задать этот вопрос уже в процессе, она скуксится. Как быть?
Боже, романтические проблемы нынешней молодежи слишком осложнены прогрессом!
Но Ник говорит со мной так. Открыто. Будь он хоть малость виноват в этих окровавленных останках, заполнивших мою ванную комнату, он бы никогда не прятался.
Офелия перестала тереть как безумная листок бумаги. Она его разложила, разгладила и тщательно приклеила к фаянсовому квадрату стены для сушки. Бумага пристала к стене так же, как когда-то носовые платки Джоан в нашей квартире с многочисленными ванными комнатами на 60-й Восточной улице. Войдя вечером после стирки Офелии в ванную комнату, можно было найти с дюжину белых полотен, расцвечивающих стену. Должно быть, тот, кто незаконно протащил эту толстомордую мексиканку через Рио-Гранде, вдолбил в ее голову, что необходимо делать с дамскими платками после стирки: их пришлепывали к стене, они высыхали и их заботливо складывали, даже не гладя.
Вначале Джоан чуть не хватил удар.
— Нет, нет, Офелия. No necessitad. (Нет необходимости.) Не на стену. Господи, как сказать стена? La pared. Nada la pared! Просушить, высушить, как все остальное.
Бесполезно.
Я никогда не совершал подобной ошибки. Когда мы поделили Офелию после развода, у меня было право на ее услуги раз в неделю, а у Джоан — все остальные дни. Моим днем стала пятница, и Офелия могла делать все, что ей заблагорассудится. Я впускал гс в восемь тридцать утра, видел, как она доставала из стенного шкафа инвентарь для уборки, и оставлял ее ii покое. Когда я возвращался домой на уик-энд с Ником, он уже был там, а Офелия исчезала. Чаще всего, по его словам, она собиралась уходить в половине четвертого, когда он возвращался из школы. Но иногда она оставляла не поддающееся расшифровке сообщение на телефонном столике.
Бесполезно было повторять ей и упрашивать: «Я прошу вас, Офелия, ради Бога и всех мексиканских святых, постараться оставлять мне понятные сообщения, ибо они личного характера и могут быть важными, а на работу мне не звонят по личным вопросам, я запретил это делать, потому рассчитываю на вас, Офелия. Вы понимаете, я рассчитываю, что вы передадите послание, четко записав его…» Все это оказывало на нее не большее воздействие, чем просьбы не сушить платки на стене ванной комнаты.
И сейчас, когда она приклеила этот листок бумаги на стену, у меня возникло впечатление, что она превзошла саму себя. Это почище китайской грамоты.
«ЕПАПО НЕТ ЗА ДУ ЧАС».
Чего нет? Который час? Кто это написал? Некий телефантаст, выступление которого способно развеять хмурые черты Толтека?