Аркадий Аверченко Случай из жизни
Некоторые критики упрекают меня в том, что я никогда не описываю действительной жизни, а выдумываю «из головы» сюжеты своих рассказов.
Ну, хорошо.
Ну, вот этот рассказ я, наконец, решил написать не «из головы»; я решил добросовестно передать все, ничего не преувеличивая, не преуменьшая, — всю-ту адски-перепутанную нить действительной жизни, рассмотрением которой я был занят вчера.
Да и сегодня тоже занят (вот — пишу).
I.Едва я спустился вчера, в 3 часа дня, в низок кавказского ресторанчика, как сразу же увидел толстого смуглолицего человека, сидевшего в углу с понуренным видом. Мы узнали друг друга.
— Ага! — улыбнулся я. — Живы, здоровы? Вы меня помните?
— Еще бы! Если бы не вы, до сих пор пришлось бы мне сидеть «за въезд в магазин на автомобиле через оконное стекло». Что говорить — шофер я плохой.
Я познакомил пришедшего со мной товарища с «шофером», и мы, усевшись за соседним столиком, дружески разговорились.
— Со мной всегда какая-нибудь дурацкая истории случаются, — с невыразимо печальным видом признался этот человек. — То я на автомобиле в магазин въеду, то меня в театре ночью забудут и запрут, то я прыгаю в реку, чтобы спасти гладильную доску, похожую, по моему мнению, на погибающего.
Он огляделся и наклонился к нам с загадочным видом.
— А теперь… Вы знаете что? Ко мне покойник стал являться.
— Ну? — удивились мы, тоже понизив голос до шепота. — Является? Ночью?
— Да нет, не ночью. Днем.
— Что вы говорите! — удивился я. — Что за странное существо! Днем пугать человека…
— Да он меня не пугает. Он триста рублей требует.
— Какая меркантильность! За что же это он?
— За гроб и за ногу. Никакой у людей благодарности.
Мы из деликатности постеснялись начать расспросы, но он сам спросил, вздыхая:
— Рассказать?
— Конечно, конечно. Это очень… любопытно. Настоящий покойник, являющийся днем…
— Да он… как бы сказать… не настоящий. Был, действительно, покойник, а потом… Прямо-таки, сущая чепуха!
— Ну? Ну?
— Вы знаете, где я служил последнее время?
— Вероятно, при посольстве? — высказал вежливое предположение мой товарищ.
— Да, как же! Держите карман шире… То-есть, так мне не повезло, так не повезло, что просто ужас. Подумать: учился я в свое время в гимназии, окончил три класса и дошел до того, что последнее время служил вагоновожатым трамвая!!
— Какая трагедия! — вздохнул мой товарищ. — Ну?
— Видите ли, я больше привык к интеллигентному труду. Шофер я плохой и вагоновожатый был препаршивый. Вместо того, чтобы следить за своим делом, я считал количество окон в домах, старался обгонять, ради спорта, экипажи, или читал вывески наоборот.
— Как это? — заинтересовался мой товарищ.
— А так: написано, например, «магазин Бурцева». А наоборот читаешь: «Авецруб низагам».
— Авецруб низагам, — прошептал я. — Это, действительно, замечательно. Забавно! Онвабаз…
— Чего?
— Онвабаз! Забавно.
— Да, да. Так вот я и говорю: вместо того, чтобы дело делать, я ворон считал… Ну, вот… Недавно еду — вдруг из-за угла погребальная процессия. Эх, думаю, успею проскочить — трах! Что же вы думаете?! Вагон мой налетает на катафалк, гроб с покойником летит на рельсы, вагон наскакивает на гроб — и не успевает никто оглянуться, как гроб — на куски, а покойнику колесом кусочек ноги отхватило… Да, вот, не он ли это сюда ковыляет?
Мы в ужасе вскочили и обернули лица к дверям, в которые кто-то вошел.
— Нет, не он! Да уж вы не беспокойтесь… Он явится, проклятый! И здесь меня найдет. Притащится!
— Амус лешос, — сказал я своему другу, из деликатности затемнив фразу. Но опытное ухо бывшего вагоновожатого уловило смысл этих слов.
— Ничего, я не сошел с ума. Вот увидите — явится! Слушайте же, что дальше было. Едва только колесо наехало на лапу покойнику, как он зашевелился, задергал руками, и ну — орать, что есть мочи! Эти дураки доктора так и не разглядели, что усопший-то спал в летаргическом сне.
— Изумительный случай! — ахнули мы.
— Ничего не изумительный. Самый обыкновенный. Говорю же я вам: со мной каждый день что-нибудь подобное случается.
— Что же дальше было?
— Ничего хорошего. Факельщики, разумеется, удрали, лошади с катафалком умчались вскачь — потеха! — а родственники этого летаргического на меня же набросились, и давай меня костить, как самого последнего человека.
— За что же? — удивился мой товарищ. — Ведь вы, прямо-таки, воскресили мертвеца!
— То-то и оно. Я говорю то же самое. А он ко мне потом пристал: Зачем гроб поломал? Зачем ногу попортил?