Кончается восьмая минута! Янек, словно обреченный, смотрит на секундомер. На станциях, аэродромах и космодромах страны все громче воют сирены тревоги. Машины, управляющие подземным, наземным и воздушным транспортом, останавливают корабли и поезда. Никто никуда не может попасть. Ничего никуда нельзя доставить. Жизнь страны застопорилась…
Янек решительно надевает на голову шлем с электродами и подсоединяется к выводам на щите. Ни он, ни кто другой никогда не делал ничего подобного. Не известно, поможет ли это, как не известно и то, чем это грозит человеку. Может быть, мозг будет поврежден…
— Что ты чувствовал? — спрашивали Янека.
— Трудно сказать, трудно определить словами, — рассказывал он. — Все перемешалось. Я чувствовал сильную головную боль, утомление было большим, чем когда я готовился сразу к трем экзаменам. Где-то в подсознании — но это я понимаю только теперь — я чувствовал страх и паническое желание освободиться от электродов. В то же время я не мог ни на чем сосредоточиться. Словно кто-то думал за меня, точнее, принуждал меня мыслить. Тысячи вопросов, сотни тем. Казалось, что прошло несколько часов. Однако когда мне удалось открыть глаза, я поразился: стрелка секундомера передвинулась всего на несколько делений. Потом опять наступило отупение, но в то же время это было нечто совершенно противоположное интеллектуальной неподвижности. Состояние, в котором я находился, можно, пожалуй, сравнить с состоянием, когда сбегаешь с крутой горы и ноги вынуждены двигаться быстрее, чем им это свойственно. Не помню, когда появились инженеры и как меня отключили от щита. Я пришел в себя уже на носилках среди людей в белых халатах…
Пресса не писала о случившемся. И, пожалуй, это правильно. В конце концов нарушение коснулось лишь внутренней работы фабрики информации. Автоматика управления повседневной жизнью страны обладает определенной инерционностью, которой оказалось достаточно, чтобы выдержать десятиминутный перерыв в поступлении данных, а вот если бы он длился дольше… Случай Ковальского… Ну что ж, ведь есть множество случаев, о которых можно было бы писать. Я сам слышал о некоторых. Во время бурения тоннеля под Балтийским морем из стенок выработки произошел выброс каких-то ядовитых газов. Инженеры, управлявшие машиной, потеряли сознание. Нельзя было терять ни минуты. Некто Савицкий, не имея достаточной защиты, добрался до отравленных и спас их. А в Лодзи, например, случилась авария магнитогидродинамического генератора на городской энергостанции. Инженер Борович, несмотря на строжайший запрет, ликвидировал ее, предотвратив многодневный простой. В результате он получил нагоняй за нарушение инструкции: никакая материальная потеря не оправдывает действий, связанных с опасностью для человеческой жизни. Борович и не ожидал награды. Он считал, что обязан так поступить.
В наше время нелегко стать героем. Может, именно потому, что люди просто выполняют свой долг, как сделал это Янек Ковальский.
Земля его предков
— Застегнуть ремни, — приказал автомат.
Я выполнил указание и посмотрел в окно. Уже четко вырисовывались очертания Земли. Я даже различал известные мне по атласам контуры материков. Было такое ощущение, будто я вижу все это не в первый раз. Впрочем, этого можно было ожидать. Об экскурсии на Землю я мечтал давно: собирал книги, путеводители, проспекты. Я столько раз всматривался в экран киноощущений, что, когда мечты стали действительностью, был совершенно обескуражен: стоило ли так долго лететь с Венеры, чтобы увидеть уже давно известное?
Тем временем пилот произвел маневр, утомительно описываемый во всех репортажах: изменил положение ракеты, включил тормозные двигатели и автопилот № 3. Теперь оставалось только ждать.
Мы пришвартовались к спутнику старого типа — большому правильному тороиду. Начались нудные формальности, санитарный и радиационный контроль. Потом оказалось, что стратоплан по каким-то там причинам опоздал. И только через два часа мы опустились на Старую планету.
Должен признаться, эту первую непосредственную встречу с Землей я представлял себе совершенно иначе. Я думал, что, овеваемый знаменитым полевым ветром, увижу кровавый заход солнца или сразу же отправлюсь в одинокое увлекательное странствование по — как они называются?.. — улицам городов. Между тем планета приветствовала меня ярко освещенным современным залом космодрома и услужливыми чиновниками, перекидывавшими меня друг другу, как мячик: «Ваша багажная квитанция?», «Где вы намерены остановиться?», «Вы заказали номер в отеле „Атлас“?», «Гарантируем полный комфорт», «Вы первый раз на Земле?»
— Да, — ответил я, немного растерявшись, хотел еще о чем-то спросить, но вдруг почувствовал, как меня всосало в террокар и осторожно притянуло к креслу. Рядом сидел землянин, возвращавшийся, как оказалось, из какой-то служебной командировки. Он на минуту выключил нивелятор ускорения и сказал:
— Вы в «Атлас»? Сейчас будем на месте. Уже тормозим.
Действительно, через минуту дверь открылась и меня выдуло наружу. Так прямо с межпланетной трассы меня переправили в один из наиболее известных отелей, не дав даже ступить на поверхность Земли. Горя нетерпением скорее познакомиться с планетой, я не счел возможным уклониться от формальностей, тем более что имел поручение весьма деликатного свойства. Честно говоря, я был далек от восторга, когда ко мне обратились с этим поручением, однако согласился, так как оно было связано с долгожданной поездкой на Землю.
Задумавшись, я не заметил, как подошла моя очередь. Работник отеля настойчиво повторил:
— Ваша комната 2-С-31. Ваши вещи будут туда продунуты. А вот ваша память… — и он подал мне что-то вроде легонького шлема, снабженного небольшими присосками. — Наденьте на голову, нажмите рычажок, и электроды включатся автоматически.
Видимо, решив, что я заколебался, он добавил:
— Это безопасно и безболезненно.
Оказавшись в своей комнате, я надел шлем, решительно нажал рычажок и принялся лихорадочно искать то, что было мне поручено. Еще не зная устройства памяти, я пробегал всякого рода информацию, несомненно весьма интересную, но в данный момент мне совершенно ненужную. От сообщений об эпохе ликвидации войн я перескакивал к данным об использовании морских глубин, от предложений Земного бюро услуг — к списку заповедников. Настойчиво, как припев песенки, повторялись слова привета: «Ты наш гость, которого мы ценим и уважаем. Мы хотели бы, чтобы пребывание на Старой планете было для тебя по возможности приятным. Сообщай нам обо всем, чего желаешь!»
Если бы я не был заранее предупрежден, то мог подумать, что они ответят мне на любой вопрос! А ведь никому из наших бесчисленных дипломатов и ученых, посещающих Землю, не удалось ничего узнать о тайне величайшего сокровища ее обитателей — о загадке счастья. В ответ на этот вопрос земляне только улыбались или говорили что-то весьма туманное и невразумительное. Они не скрывали от нас никаких технологических тайн, никаких новых открытий и изобретений, передали нам даже код развития своих организмов. Только одного мы не могли у них узнать — как программируется счастье. Все усилия наших ученых были бесплодными. Земляне, казалось, не проводили в этом направлении никаких научных работ, однако ухитрялись погружать себя в то удивительное, как нам представлялось, состояние, которое называется счастьем.
Мое увлечение Землей и несколько научных работ, посвященных традициям землян, по-видимому, обратили на меня внимание в авторитетных кругах, и мне решили поручить раскрытие этой земной тайны. Я не сразу принял предложение, хотя выполнение самого поручения не казалось мне особенно сложным. Земляне не передают информацию непосредственно мозгу, как это делается на Венере; они пользуются дополнительно подключаемой искусственной памятью. Что может быть проще, чем внимательно покопаться в такой электронной памяти, найти нужную информацию и соответствующим образом интерпретировать ее…
Так мне казалось перед отлетом. Однако врученная мне администратором отеля память заставила меня попотеть. Старательно копаясь в информации, я напрасно потерял несколько часов и в конце концов решил соединиться с дирекцией. На экране появилось уже знакомое улыбающееся лицо: