— Ты бредишь. В системе Регула нет людей. Мы — первая экспедиция…
Но тут он услышал новый сильный голос. Голос человека.
— Это неправда, космогатор Гоер. Мы ждали твой космолет.
Трансформаторий
Он шел на посадку на незнакомую планету, не обозначенную ни на одной карте космоса. Вспучиваясь, приближалась, пока, наконец, не заполнила весь лобовой экран ее однообразная грязно-коричневая поверхность с резко обозначенной линией терминатора, отделявшей дневное полушарие от ночного. Он подходил к планете с ночной стороны, и огромный белый шар Регула со сполохами протуберанцев постепенно скрывался за ней, краснея сквозь ее атмосферу. Скоро красная заря поблекла, и ракета вошла в конус тени.
Его вели голоса, человеческие голоса, пришедшие из космоса, голоса, которых он никак не ожидал.
— Внимание, Эпси, ракета Гоера вошла в конус тени. Ты ее видишь?
— Конечно. Я держу ее на третьем ультрадете.
— Держи точнее. Не знаю, приходилось ли им пилотировать в таких условиях.
— Все в порядке, Тод. Он выходит на эллиптическую орбиту. Как самочувствие, Гоер?
Они обращались непосредственно к нему. Это нарушало инструкцию. Однако он ответил, как всегда. Иначе он не умел.
— Говорит Гоер. Все в порядке. Готов к включению тормозных двигателей. Перехожу на спираль. Как слышите? Прием.
— Прекрасно слышим. Ты что, волнуешься?
Горизонт посветлел. Ракета выходила из тени. Но сигнала на включение двигателей все не было.
— Выхожу из тени, — наконец сказал он. — Дайте сигнал торможения. Прием.
— Не понимаю, почему он не тормозит? — спросил один из них.
— Ждет какого-то сигнала.
— А может, он нас не слышит?
Гоеру показалось, что они смеются над ним, космогатором, который погубил свой космолет, наверное испаряющийся сейчас в атомном жаре Регула.
Когда он заговорил снова, его голос опять был спокойным, ровным голосом пилота, вызывающего станцию наведения.
— Я — Гоер. Слышу вас хорошо. Жду сигнала. Прием.
— Какого сигнала?
— Повторяю: дайте сигнал торможения.
— Не понимаю. Просто возьми да включи тормозные двигатели.
— Когда?
— Когда хочешь!
Ничего не понимая, он немного помолчал, а потом, плюнув на инструкцию, сказал:
— Я же не могу сесть вслепую. Без наводки мне не найти космодрома.
Его собеседники минуту молчали
— О чем ты беспокоишься? — удивился Тод. — Ведь мы поймаем твою ракету буметоном.
— Чем поймаете?
— Буметоном. Не знаешь, что такое буметон?
— Не знаю.
— Как ему объяснить, Эпси?
— Это такой подвижный космодром для приема ракет из нижних слоев атмосферы, — сказал Эпси.
— Хорошо, но как ваш буметон меня найдет?
— Пусть тебя это не волнует. Найдет. В наше время…
— Ваше время?
— Ну да. Надеюсь, ты не думаешь, что развитие человечества остановилось после твоего отлета…
— Ну, техника, конечно, ушла вперед.
— Поэтому входи в атмосферу, а об остальном не думай.
Гоер нажал рычаг рулей. Его тут же вдавило в кресло. Горизонт планеты, имевший теперь вид беловатой, отчетливо закругляющейся дуги, в которой исчезали звезды, переместился, исчез с лобового экрана и вынырнул на экране, помещенном над головой Гоера. Ракета нацелилась на диск планеты. Потом он услышал высокий вибрирующий свист и увидел голубое прозрачное пламя, текущее от носа вдоль обшивки. Изображение планеты на экранах задрожало, помутнело и расплылось. Ракета вошла в плотные слои атмосферы. Гоер слышал четкое тикание отмеряющего высоту альтиметра, стрелка его медленно двигалась к нулю. «А если не успеют», — подумал он.
— Я — Гоер. Осталось пятьдесят километров до поверхности, — наконец сказал он.
— Знаем, — тут же послышалось в ответ.
— Я не вижу вашего… космодрома. — Ты уже в нем, Гоер.
— Не шути, осталось тридцать километров.
— Эпси, слышишь? Он нам не верит.
— Не требуй от него слишком многого, Тод.
— Перестаньте шутить, ведь еще немного и я врежусь в скалы или нырну в океан.
— А он нетерпелив, Эпси.
— Это свойственно людям того времени. Я только что узнал это из мнемотрона… Ну, хорошо, сверни поле, Тод.
Тиканье альтиметра неожиданно прекратилось. Стрелка на мгновение словно бы в нерешительности заколебалась и упала. Гоер не почувствовал ни малейшей перегрузки, обычно сопутствующей торможению.
— Что случилось? — спросил он. — На альтиметре нуль.
— Все в порядке. Ты на месте.
— Но ведь не было торможения…
— Ты садился на буметоне, — ответил Эпси, как будто это слово уже все объясняло.
Гоер немного помолчал. «Опять смеются надо мной», — подумал он со злостью.
— Так что же мне теперь делать?
— Открыть люк и выйти.
— В океан?
— Ты в буметоне.
— Послушайте, люди, поймите же: этот ваш буметон или другое устройство мне не знакомы. Я всего лишь отставший в развитии космонавт, который много лет просидел в металлической банке в космосе.
И тут он услышал шум голосов. Кто-то звал его по имени, какой-то бас рассуждал о его космолете, басу вторил целый хор высоких и низких голосов. Вдруг все стихло.
— Открывай люк, — услышал он голос Тода.
— Что… что это было? — спросил он.
— Ничего особенного. Они хотели тебя услышать и прорвались в канал.
— Кто?
— Ну, все. Открой, наконец, люк. Не понимаю, чего ты ждешь?
Гоер защелкнул шлем скафандра и оперся руками о зажимы шлюза. Он колебался. «В конце концов я ничем не рискую», — подумал он и открыл зажимы. Дверцы шлюза беззвучно раздвинулись, не слышно было даже свиста воздуха. Он выглянул в открытый люк. Было абсолютно темно, чернее, чем в знакомой ему извечной тьме космоса.
— Слушайте, где я? Вы меня слышите? Где я… — все громче кричал он.
— В буме… — начал было Тод, но Эпси прервал его на полуслове.
— Ты на космодроме.
— Но тут ничего нет. Тьма! — крикнул Гоер и тут же увидел, что снаружи мгла рассеивается. Ракета стояла на чем-то светящемся и со всех сторон была окружена мягким фиолетовым мерцанием.
— Теперь светло, Гоер?
Он ответил не сразу, но Эпси ждал.
— Да, уже светло, — сказал Гоер.
— Этот цвет тебе нравится?
— Ну, если он нравится вам…
— Хм… это не совсем так, но в конце концов не важно. Выходи из ракеты.
Он вышел, соскользнув по скобам люка, и оказался на эластичной, прогибающейся поверхности: «Похоже на мокрый луг», — подумал он. Неожиданно пришла мысль, что впервые на этой планете он вспомнил Землю.
— Я вышел, — решительно сказал он. — То, на чем я стою, прогибается. Оно выдержит мой вес?
— Не бойся. Ты стоишь на силовом поле. Оно эластично, но гораздо прочнее любого материала, который ты знал на Земле.
— Куда мне идти?
— Мы тебя примем, но к тебе никто не выйдет.
— Почему?
— Будем считать, что таковы наши обычаи.
— Странно. Многое изменилось с того момента, как я покинул Землю, и, похоже, не к лучшему.
— Ну, об этом судить еще слишком рано. Пока можешь снять шлем. Мы приготовили тебе земную атмосферу.
— То есть как — мне?
— Ну, просто синтезировали ее по самым лучшим земным образцам. Специально для тебя.
— А вы?
— Нам это ни к чему, — сказал Эпси и замолчал.
Гоеру почудилось, что в голосе Эпси прозвучали какие-то особые нотки.
— Как это ни к чему?
— Он этого не поймет, Эпси, — вмешался Тод.
Гоер не стал раздумывать над услышанным. «Все это кажется совершенно нереальным, — подумал он, — и уж, действительно, фантастически сложным, чтобы понять сразу».
— Я снимаю шлем, — громко сказал он и тут же почувствовал запах соснового бора. В этом запахе было что-то еще. Некоторое время он не мог понять, что именно, но потом вспомнил, что так пахнет воздух над разбивающимся о замшелые валуны горным потоком. Он несколько раз глубоко вдохнул. Видимо, его услышали, потому что Тод спросил: