— Значит, теория этого Ликантера с вашей точки зрения…
— Она не совсем абсурдна, — быстро проговорил Акмолаев. — Если путём длительной тренировки человек обретает власть над некоторыми автономными процессами своего тела, то… Но у Ликантера, в сущности, нет доказательств.
— Он уверял меня, что способен без вреда поглощать болезнетворные культуры.
— Экспертизы на этот счёт не было, но пусть даже все так, как он говорит. Я знал человека, вы не поверите, — он мог пить синильную кислоту. Специалисты вам объяснят, почему это возможно и почему такая способность в любом другом случае бесполезна. У Ликантера нет ничего, кроме безграничной веры в свою правоту и бешеного напора! Тут уж вопрос принципа: либо мы учёные, либо верующие. Либо мы полагаемся на разум, либо бежим за первым же пророком. Или — или, третьего не дано.
Акмолаев пододвинул сифон. Анджей напряжённо смотрел, как пузырится вода, ходит кадык, звякает стекло.
— Знаете, — отставив стакан, шёпотом сказал Акмолаев. — Иной раз я завидую таким, как Мей… Какая это свобода — отдаваться порыву страстей! Не разбирая пути, не думая, не взвешивая, мчаться на выручку… А тут сиди, рассчитывай, планируй, зажав все в кулак…
Акмолаев замолк, его лицо тронула какая-то извиняющаяся улыбка. Она исчезла, будто сдутая, едва зазвонил интерком.
— Акмолаев слушает! Да… Что… Что?!
Анджей встрепенулся. Он не слышал, о чем говорили, но вид Акмолаева сказал ему больше, чем слова.
Трясущаяся рука Акмолаева опустила трубку.
— Кто-нибудь умер?! — воскликнул Анджей.
— Улетел.
— Как… улетел? — Анджею показалось, что он перестал воспринимать смысл самых обычных слов.
— Так и улетел. Мало ли у нас ракет…
— Сюда?! Больной?!
— Какой больной? Улетел Мей Ликантер! Вы можете это понять? Можете?
— Ликантер? На Ганимед?
— Куда же ещё?
— И… и что же теперь?
— Ничего. Его вышвырнут из космоса, меня снимут с этого поста.
— Но, может быть…
— Ликантер сотворит чудо? Не заболеет? Вы это имеете в виду? Результат будет тот же.
— Не понимаю. Ничего не понимаю!
— Чего тут не понимать? Я запретил Ликантеру полет, он нарушил приказ, благо никому в голову не пришло оградить доступ к ракетам, теперь он высадится на Ганимеде. Все. Дальнейшее с точки зрения его и моей судьбы не имеет ни малейшего значения! Его уволят из службы космоса, потому что он злостно нарушил дисциплину, меня — потому что какой же я начальник, если мои приказы не исполняются?
— Можно же связаться с ракетой!
— Зачем? Кричать, грозить, стучать кулаком? Поздно и глупо. Он^знал, на что идёт, слышал все мои доводы, больше нам говорить не о чем.
— Простите! Если Ликантер не заболеет, окажет больным помощь, то в глазах всего человечества…
— …он будет героем? Вероятно. Он будет героем, я перестраховщиком. Только в космосе его не оставят, что бы там общественность ни думала.
— Не уверен.
— Значит, вы не представляете, кто мы! Романтика переднего края, героический порыв, пионеры космических далей — так вы мыслите? Ложь, потому что полуправда! Космос есть дело серьёзное, ответственное, опасное, и основа его — ор-га-ни-за-ция. Вся наша устойчивость здесь — устойчивость живой пирамиды, и своеволие в ней не проступок, а преступление. Иначе — безответственная прогулка, иначе — пикник, а это кровь и смерть. С той же неизбежностью, с какой на морозе твердеет вода, человеческий коллектив тем жёстче цементируется дисциплиной, чем трудней условия. Это не нами придумано, это не наша прихоть, это неизбежность закона, здесь можно только так, и никак иначе!
Анджея поразила холодная и яростная страстность слов Акмолаева, почти гимн системе, которая действует по железным правилам машины и гордится этим.
— Мне вы разрешите связаться с Ликантером? — спросил он.
— Прошу! — Демонстративным жестом Акмолаев показал на пульт. — Это тоже ничего не изменит.
Анджей поспешно включил стереосвязь. “Что за люди! — думал он изумлённо. — Тут аврал, ЧП, истерика, а они…”
— Алло, Ликантер! — крикнул он, едва в глубине экрана проступило изображение тесной рубки. — С вами говорит корреспондент…
— Вижу. — Отблеск на щитке шлема делал лицо Ликантера не то гримасничающим, не то смеющимся. — Что вам надо?
— Ответ, как вы могли нарушить то, что составляет основу всей космической системы.
— Узнаю мысли Акмолаева. Все хотите меж правдами серёдочку найти? Не выйдет! Да, мы здесь все как на канате. Поэтому каждый должен жить по правилам. Трижды верно! А если равновесие уже нарушено? Тогда спасение в инициативе, только в инициативе! И в доверии к инициативе. Ясно?
— Но…
— Нет! Скоро Ганимед, мне не до разговоров.
Рука Ликантера тронула переключатель, и стерео потухло.
— Он неправ, и он крупно подвёл меня, — сказал Акмолаев, глядя на мёртвый экран. — Это мне не мешает относиться к нему с уважением. Все же таким фанатикам у нас нет места.
— Он может победить. А победителей не судят.
— Знаете что?