Подкрепившись и взяв с собой припасы и необходимое для разведения огня, Гаэтано отворил плотную кованую дверь и направился в нутро маяка. Домик был так мастерски приделан, что не было необходимости отворять тяжелую дощатую дверь маяка, а сразу миновав холл, попадать в углубление, которое винтовой лестницей вело на захватывающие высоты башни.
Это было одной из тех многих радостей, которые знал бывалый моряк в своей работе. Как объяснить крестьянину, который твердо стоит на земле, что может быть хорошего в оторванности от ней? Как объяснить тому же купцу, который нежно любит сверкающие кругляшки монет, что доставляет ему такую неизъяснимую радость, когда он подымается на высоту, когда его взгляду открывается бескрайний простор моря с одной стороны и кажущийся таким маленьким прибрежный поселок, в котором, тем не менее, таится и бурлит скрытая жизнь? Нет! Гаэтано ни за что бы на свете не променял этот восторг, что он испытывает, на простую и обеспеченную жизнь зажиточного деревенского жителя. Здесь он был сам себе полностью предоставлен и сам себе хозяин. А там? Там его ждали десятки поклонов тем, кто находился выше, десятки забот и бесконечной круговерти, которой не было бы конца и края. Да и какая польза в том была? Ему, привыкшему к бескрайней синеве, претила жизнь жителя земли. Только здесь он чувствовал, что огонь, зажигаемый и поддерживаемый им каждую ночь, приносит пользу, сохраняет жизни тех, кто стремится из стихии пристать к берегу.
Нет! Что ни говорите, а даже житейские передряги отходят на второй план, когда прямо перед тобой раскрывается такая панорама! Гаэтано несколько долгих минут любовался раскинувшимися глубокими морскими бороздами. В них он видел ту жизнь, что наблюдал крестьянин на поле. В них он слышал мурлыкающий напев неведомой сущности, что потягивается и готовится ко сну под заливистыми закатными лучами, которые нежно гладили его и баюкали.
Однако Гаэтано очнулся. Уже потемнело. Зыбкие тени скользили по морю. Пора было зажигать спасительный огонь. Пора его мастерства и практичности. Гаэтано бросил последний взгляд на море, которое вдруг принялось бурлить, и всецело отдался работе в фонарной комнате.
Подготовил связки сухих веток, сложил дрова в виде поленьев из легко воспламеняющейся древесины. И хлопнул в ладоши, глядя на большой металлический сосуд, называемый мангалом или крессетом, который служил для поддержания огня. Это и была главная его забота.
Мангал, изготовленный из меди, имел множество отверстий для циркуляции воздуха и максимального ускорения процесса горения. Гаэтано тщательно уложил дрова в мангал, создавая пирамиду для равномерного горения. Между дровами оставил достаточно места, чтобы кислород свободно поступал и поддерживал пламя.
После того, как дрова были уложены, хранитель внес заготовленные заранее охапки льна и солома, которые служили стартером. Пропитал их горючим веществом. Вот и пригодилось масло, что так щедро и любезно выделил купец. Соблюдая осторожность, смотритель маяка поднес лучину и зажег выложенные охапки.
Как же приятно было видеть, как огонь разгорался. Поистине, это доставляло несказанное наслаждение. Будто твое собственное детище росло и преображалось у тебя на глазах. Возмужало за считанные минуты и стало живым существом. Гаэтано любил устроиться на удобном стульчике с высокой спинкой и следить за разгорающимся пламенем. Здесь думалось лучше, чем где бы то ни было. Каждую ночь шел беззвучный разговор, проникавший во все струны души, успокаивающий растревоженные за день раны. Уходили тревога и пустые беспокойства. Казалось, целый мир заключался в этих пляшущих языках.
Он периодически отвлекался от мыслей и добавлял в мангал топливо, тщательно раскладывая сбивающиеся от огня дрова. Но он знал некоторые трюки и поддерживал неизменно ровный и яркий свет, чему нередко удивлялись проходящие на судах матросы. Гаэтано находил нужный баланс в расходе топлива и количестве поленьев.
И так происходила обычно эта неусыпная работа до самого восхода солнца. Сколько требовалось труда, сколько преданности, сколько опыта, чтобы постоянно поддерживать мощный свет, разносящийся на километры безбрежного моря. Чтобы корабли, застигнутые внезапной непогодой, могли причалить в безопасное место, укрывшись от ярости стихий, а те, кто целенаправленно шел к ним в деревню, не сбились с пути. Только наивный новичок мог полагать, что его работа была легка и далась бы всякому. Но его предшественники, куда менее опытные и трудолюбивые, нежели он, оставили богатый материал к сравнению. Поэтому так ценили Гаэтано все, кто знал о его службе.