Огонь разгорелся ярко, торжественно. Море озарилось знакомыми отсветами. Вся стихийная вселенная, казалось, вращалась теперь вокруг искусственного светила. Ночь выдалась плотной, густой. Слабый бледный краешек луны то появлялся, то гас за непроницаемой массой сизых туч. Такие же тягучие думы теснились в фонарной комнате. «И что же мне предпринять? О чем говорила Аугустья? Но… почему бы не попробовать?»
Он долго смотрел на пляшущий в мангале огонь, прежде чем зашептал те слова, что присоветовала свояченица. Лицо его оказалось так близко к метавшимся языкам пламени, что жар опалял редкие усы и среднюю бородку, которую он регулярно подрезал.
– Брат-огонь! Ты всегда был по ту сторону от моей водной стихии. Но единожды в жизни услышь меня, открой мне путь в арену бурь сердечных и сражений… исполни, как положено, завет нам данный…
И Гаэтано произнес те слова, что, по мнению свояченицы, должны были стать ключом к потайной двери… Лицо моряка тянулось с каждой секундой все ближе и ближе в полымя, руки его гладили пляшущие языки, прикасались пальцами к «пальцам»… Мир на мгновение потускнел… чтобы в следующее мгновенье осветиться заревом, исходящим из ниоткуда и отовсюду одновременно. Гаэтано замер…
И вздрогнул от неожиданности, и подскочил на месте, когда услышал топот на лестнице и грубые, резкие мужские крики.
– Гаэтано, Гаэтано!
Смотритель вконец оторвался от мангала и обратил взор на вход в комнату, куда ворвались запыхавшиеся растрепанные мужики. Он знал их. Это были Исам и Денуб, жители деревеньки. Их дома были крайними к морю и, естественно, к маяку.
– Что такое? Что произошло? – вскричал не своим голосом Гаэтано. Такой голос бывает, когда вас резко выдергивают из сна, полного мыслей и задумчивой неги.
– Там! Там это… – начал было один из них, но другой перебил его.
– Чудище морское!
И Денуб потянул смотрителя за собой, схватив за рукав. Исам замкнул их строй. Чуть ли не кубарем слетели они втроем с лестницы, наступая друг другу на пятки, упираясь локтями в бока. Огромная массивная дверь из холла маяка была распахнута наружу, и холодные ночные ветры без стеснения залетали внутрь. Гаэтано не задумался о том, как она могла быть отворенной, и оказался с пришедшими снаружи, на самом высоком уступе. Внизу, метрах в десяти под ними, грозно бились волны разбушевавшейся стихии. Ветер свистел прямо в уши. Далекие всполохи молний без жалости прорезали треснувший купол черного неба.
– Вон! Вон! Смотри! – их руки судорожно указывали в пучину.
Тут и смотритель увидел это нечто.
– Оно! – кричал Исам.
– Она! – подтверждал Денуб. – Ее в прошлом году я видел, когда выходил рыбачить!
В волнах взбесившегося моря плескалась полурыба-получеловек. Было бы смело сказать, что с женским обличьем. В том лице было мало женского, разве что овалы, линии, контуры. Но все страшно деформировалось, выродилось в нечто отталкивающее. А самым страшным был рот, который втягивал в себя воду литрами. Она подпрыгивала на волнах, бесстыже выпячивая женскую грудь, которую едва прикрывали длинные смолянистые волосы. Мощный хвост ее временами показывался из воды, чтобы с громким всплеском погрузиться в пучину, стремительно неся вперед морское создание.
– Маргюг, – прошептал пораженный рыбак. – Она сулит несчастье, если только слопает перед людьми рыбину.
Но не успел он окончить фразу, как это создание проделало то, чего рыбак как раз и опасался: выловила блестевшую чешуей рыбу и жадно проглотила ее целиком. Холодные глаза ее при этом жестоко впивались в троих застывших от ужаса людей на возвышении.
В следующее мгновение она погрузилась в пучину окончательно. Но не прошло и минуты, как страшный грохот, будто взрыв тысячи жерновов, раздался в свирепой стихии, и сотни брызг ударили в лицо жителям прибрежной деревни. На море начался страшный шторм.
Такого шторма еще никто из них не видывал. Будто столбы собранной воды вздымались над разлетавшейся волнами тканью моря. Черные великаны ломились к небесному своду, попутав места обитания. Пульсары миллионов жидких колосьев хлестали низко висевшие тучи. В ответ из них низвергались яркие зигзаги стрел незримого громовержца.
Стихия налетела стремительно, разметав крошечные тщедушные фигурки людей, словно оловянных солдатиков на деревянном постаменте. Куски грунта от разбитой дороги взлетали в перенасыщенный влагой воздух, мельчайшие крошки скалистой породы, выбитой из-под фундамента маяка, дополняли невообразимую кашу. Все кричали, но никто не слышал слов друг друга. Мощные столбы, будто морские молоты, без устали обрушивались на площадку, вырванную из однородной среды.