и изнеженной. Своим поведением она опровергала пословицу: "Сколько волка ни корми..." Девушка явно не смотрела в сторону леса. - Говоришь прямо как Фомин,- вздохнула она.- Мне нужна такая свобода, чтобы, как твою бабушку, не сажали неизвестно за что, не били в лагере дубиной по черепу. Слишком многого хочу? Митя подумал, что, в сущности, свободен во всем, что касается работы. На остальное времени нет. "В виде исключения, - вспомнил резолюцию на рапортах. - Я существую в этом мире в виде исключения..." - В том, что ты говоришь, безусловно, есть резон, - ответил Митя,- но ты как-то слишком уж непримиримо разграничиваешь: "они" и "мы". А это части единого целого. "Они" такие, потому что такие "мы", потому что позволяем им быть такими. Меняться нам можно только вместе, порознь не получится... ...Митя вспомнил белые стены в огромном кабинете Сергея Сергеевича, чистые окна, вид на собор, золотые купола. Купола в тот день сверкали нестерпимо. По блестящей, как начищенное голенище, брусчатке ползли желтые и красные осенние листья. Все здесь дышало покоем, казалось незыблемым и вечным. Митя подумал: начнись завтра война, взлети все на воздух, и на то окажется воля Божья, столь ничтожен в мире коэффициент судьбы. "А как, интересно, усмехнулся Митя, - соотносится коэффициент судьбы с коэффициентом власти?" Сергей Сергеевич был бодрым человеком лет шестидесяти с небольшим. Митя застал его посреди кабинета делающим подобие зарядки. Сергей Сергеевич был в белой рубашке. У него было утомленное, несколько капризное выражение лица человека, сжившегося с властью и в то же время постоянно помнящего, как легко эту власть потерять. Однако терять отнюдь не собирающегося. Поэтому в его лице была еще и твердость. На большом письменном столе стоял всего один телефон. Прочие находились в приемной. Митя коротко рассказал об эксперименте, охарактеризовал общее положение на сегодняшний день. Сергей Сергеевич слушал внимательно. С ним было легко говорить. Он разбирался в математике и физике примерно на уровне студента-третьекурсника, скажем, энергетического института. Этого было достаточно. "Эффект невидимости в сочетании с единым пространством, - задумчиво произнес Сергей Сергеевич,- все равно что эликсир вечной юности в придачу к философскому камню. Даже Фаусту так не везло. Не страшно?" - "Хотите посадить меня как американского шпиона?" - Митя подумал, в случае необходимости Фомин и Серов вполне могли бы дать нужные показания. "Неужели наша обновляющаяся действительность дает основания для столь мрачных предположений?"- засмеялся Сергей Сергеевич, но как-то не победительно. "Она неопределенна,- пожал плечами Митя,- а всякая неопределенность, согласитесь, чревата..." - "Чревата,- согласился Сергей Сергеевич,- конечно, чревата, я даже знаю, чем именно чревата,- и, помолчав, добавил: - Но в наших с вами силах покончить с неопределенностью, сделать жизнь более человечной".- "Сделаться всем невидимыми и уйти за границу?" - "Боюсь, такой вариант никак не устроит заграницу, - вздохнул Сергей Сергеевич.- Я сейчас объясню, что имею в виду. Но сначала два неизбежных вопроса: всем ли вы обеспечены, когда можно ждать результата?" Митя ответил, что обеспечен в общем-то всем. За исключением новейшего суперкомпьютера "Яшида". "Мы делаем все от нас зависящее, - пометил что-то в блокноте Сергей Сергеевич,- в ближайшее время должно решиться. Но это не по моей линии. Со своей стороны могу предложить такой вариант. Мы собираемся заключить соглашение с одной японской электронной фирмой. Они согласны принять делегацию наших экспертов. Поезжайте, может, удастся собрать по частям? Возьмите с собой двух или трех помощников, остальные члены делегации, - развел руками, охрана". Митя объяснил, что "Яшида" - принципиально новый компьютер, японцы никого к нему не подпускают. Только американцы сумели вырвать четыре штуки, да вот еще, говорят, несколько штук сами склепали. Вряд ли от такой поездки будет толк, хотя, конечно, ему бы хотелось побывать в Японии. Митя сделал значительную паузу. "Вы молоды, у вас все впереди", неопределенно отозвался Сергей Сергеевич. Митя понял, что этот вопрос волнует его не в первую очередь. "Я надеюсь, результат будет к первому марта, - сказал Митя, - в феврале закончим последнюю серию испытаний". "К первому марта, - повторил Сергей Сергеевич,- к первому марта... Теперь попробую объяснить: каким образом мы могли бы покончить со столь надоевшей всем нам неопределенностью? Вам известно, каким тяжким бременем ложатся на наш бюджет военные расходы. Я полагаю, ни для кого не секрет, что экономическая реформа, которую мы начали проводить, означает в действительности демонтаж прежней административно-крепостнической модели экстенсивного, экологически самоубийственного развития. Начальная стадия реформы неизбежно вызовет спад, ухудшение общего и без того неблестящего положения. Начальная стадия - самая опасная. Мы как бы попадаем в замкнутый круг. Останавливаем ряд предприятий. Чтобы быстро их модернизировать, резко повысить производительность, выкарабкаться из спада, нужны колоссальные средства. Где взять? На нефть и газ цены упали. Еще за трубы не расплатились. Древесины самим не хватает. Торговать нечем. Значит, необходимо снять средства с военной промышленности. Поставить об этом вопрос можно будет только в случае достижения соглашения, в результате которого противная сторона откажется от своего космического варианта, мы - от альтернативной программы. Не будет соглашения - не будет дополнительных миллиардов для реформы. Не будет миллиардов - не будет модернизации промышленности, самой экономической реформы. Не будет экономической реформы - не будет демократии. Какая при крепостничестве демократия? Не будет демократии - настанет экологическая катастрофа. При безгласии-то кто будет думать о природе? Затопчут даже те робкие ростки, которые мы с таким трудом сейчас оберегаем. Нас сметут. Придут другие. И тогда вы действительно можете оказаться американским шпионом. О себе я уже не говорю,- мрачно посмотрел на Митю Сергей Сергеевич. И продолжил: - Как мы можем убедить противную сторону отказаться от космического варианта? Только если докажем: у нас есть возможность доставлять боевые заряды на околоземные платформы вопреки самой совершенной противоракетной обороне. Каким образом? Благодаря использованию открытого нашим ученым Закона единого пространства. Наш ученый опередил группу доктора Камерона. Мы первые создали установку, позволяющую ракетам преодолевать единое пространство. Платформы будут уничтожены раньше, чем сигнал поступит на локаторы! От единого пространства защиты нет! Только это сможет их остановить. Таким образом, Митя, в ваших руках в некотором роде судьба социализма. Не того, безрадостного, какой был, а будущего - светлого, счастливого, свободного, который мы мечтаем построить. И что самое на сегодняшний день великое научное открытие сделал молодой русский ученый, родившийся после пятьдесят шестого года, не изведавший ужасов сталинизма, это, Митя, уже довод в пользу того, будущего социализма. Такое открытие могло быть сделано только в стране, у которой великое будущее. Какие еще нужны доказательства, что свобода лучше крепостничества? Мы только начинаем! Мы еще скажем свое слово! Ваше открытие, Митя,- камень в фундамент, с которого мы начинаем строить новое демократическое общество. Единственно, Митя,- доверительно обнял его рукой за плечи Сергей Сергеевич,- мы очень просим вас поторопиться. В январе возобновятся переговоры. Они будут продолжаться месяц. Результат должен быть к концу января! Мы не можем выйти на переговоры с пустыми руками. Потом, конечно, у вас еще будет время..." Митя хотел поговорить с Сергеем Сергеевичем об удушающем отставании в науке, о новоизбранных академиках, о бессмысленной, унижающей его достоинство опеке со стороны Фомина, о ненормальном количестве бумаг, которое ему приходится сочинять чуть ли не каждый день, наконец, о девушке, чтобы ее не замуровывали в стену секретности, о путешествиях Мите давно хотелось побывать в других странах, познакомиться с их институтами, лабораториями, повстречаться с учеными. Но какими-то мелкими оказывались каждый раз эти проблемы в сравнении с тем, о чем говорил, на какие высоты взмывал Сергей Сергеевич. Митя бы не молчал, возражал бы, если бы в чем-то был не согласен. Но Сергей Сергеевич говорил так, как говорил бы на его месте сам Митя. Спорить, следовательно, было не о чем. Митя пообещал, что сделает все от него зависящее, чтобы результат был к концу января. "Если будет что-то важное, обращайтесь прямо ко мне, протянул на прощание руку Сергей Сергеевич, - со всеми другими вопросами к помощнику". Митя вспомнил, что давно хотел поговорить и об этом помощнике, но опять смолчал. Во-первых, они уже попрощались. Во-вторых, помощник был мелкой сошкой, а речь шла о том, быть или не быть новому социализму. Помощник Сергея Сергеевича выслушал Митю с неизменной улыбкой. Поначалу Митя не обращал внимания на эту противную улыбку, считал помощника не более чем исполнителем воли начальника. Но быстро понял, что ошибается. Помощник был не исполнителем - толкователем воли Сергея Сергеевича. Он толковал ее так, как находил нужным. Спорить с ним было бесполезно. У помощника было куда больше возможностей доказать Сергею Сергеевичу, что он толкует его волю правильно, нежели у Мити, кричащего что-то через тысячи километров в трубку телефона с золотым гербом. Какой-то он был безликий, этот помощник. В толпе на улице Митя не узнал бы его. Худощавый, лысеющий, остролицый, в сером костюме, он, казалось, не владел в нужном объеме человеческой речью, изъяснялся коротко, казенно, убого. Он понятия не имел о новом социализме, общечеловеческом значении Митиного открытия. Когда Митя ссылался на Сергея Сергеевича, помощник лукаво разводил руками: "Сергей Сергеевич - это... идеализатор. Луну с неба пообещает. Надо смотреть на этот вопрос практически". Когда Митя звонил по телефону, помощник сам решал, соединять или нет. Это было утомительно. У Мити не было желания справляться о здоровье жены помощника, интересоваться, не нужно ли чего помощнику из Крыма. Каждый решенный на высоком уровне вопрос, как днище корабля ракушками, обрастал десятками дополнительных, мелких, унизительных. Сергей Сергеевич тревожился о судьбах социализма, существовал в мире высоких, чистых идей. Идеи спускались в руки косноязычного помощника и странным образом утрачивали высокую чистоту, превращались в обычную текущую рутину. Над рутиной власть помощника была императорской. Он мог двинуть дело в минуту, мог придушить на месяцы. Причем во втором случае установить его вину было крайне затруднительно, так отлаженно действовала машина бессмысленных согласований, ссылок на объективные обстоятельства. Как-то Митя спросил у Сергея Сергеевича: зачем рядом с ним такой человек? Сергей Сергеевич ответил: "Нам бы с вами, Митя, разобраться со своими проблемами. Если мы начнем еще обсуждать кадровые..." Митя был готов поклясться, что Сергей Сергеевич после этого стал относиться к нему прохладнее. И помощнику каким-то образом сделались известными его слова. Он смотрел на Митю с нескрываемой иронией, чуть было не отобрал у него самолет. Митя навел справки, узнал, что Сергей Сергеевич - четвертый по счету шеф помощника. Первый умер. Второго тихо сняли. Третьего отправили на пенсию за развал работы. А помощник переходил от одного к другому, как оклад, как черная могучая машина, как госдача за зеленым забором. В чем незаменимость этого человека? Почему он ни за что не отвечает? Встречаясь с Сергеем Сергеевичем, затем с помощником или сначала с помощником, затем с Сергеем Сергеевичем, Митя не мог отделаться от впечатления, что стоит перед двуликим Янусом и если хочет чего-нибудь добиться, должен ладить с обоими ликами божества. Но не получалось. Митя вспомнил, как однажды прямо из Кремля ему надо было попасть в Крым на объект С. Оттуда позвонили: метеопрогноз на ближайшие четыре часа идеально соответствует условиям эксперимента. У них все готово, надо начинать. Но Митя был в Москве. Тут была совсем другая погода. Бушевала летняя гроза. В окне - серая стена падающей воды. Только когда вспыхивали молнии, из серого небытия возникали купола, редкие, вставленные в брусчатку деревья. Сергей Сергеевич позвонил министру гражданской авиации. Тот доложил: грозовой фронт невиданного насыщения протянулся над Европой. От Украины до Норвегии в небе сейчас нет ни одного самолета. В таких условиях взлет невозможен. Как только будет просвет, он даст знать. Сергей Сергеевич связался с командующим ВВС. Истребитель отпадает, сказал командующий, там нет места для пассажира. Можно, конечно, поднять стратегический бомбардировщик. Но. Во-первых, взлетная под Москвой заливается водой, взлет небезопасен. Во-вторых, специальная посадочная в Крыму сейчас ремонтируется, бомбардировщик сможет доставить пассажира только на Черноморское побережье Кавказа. В-третьих, в этом случае придется давать оповещение, иначе ВВС НАТО в Турции будут приведены в боевую готовность. Оповещение передается по каналам МИДа. У него нет полномочий единолично решать этот вопрос, необходимо согласовать. "Не имеет смысла,- сказал Митя,- не успею за четыре часа. Ладно, пусть проводят без меня". Сергей Сергеевич развел руками: "К сожалению, бессилен помочь. Стихия не в моей власти". Митя вышел в приемную. "Соедините с объектом С.", - попросил помощника. Гроза усиливалась. Молнии сверкали ежесекундно. Меньше всего Митя думал в эти минуты о помощнике: крысистом, перекладывающем на столе бумажки. "Очень надо в Крым?" - вдруг услышал его голос. Помощник смотрел ему в глаза, но не снисходительно-иронично, как раньше, а испытующе-серьезно. Митя всегда знал, что помощник - непростой человек. "Очень, - вздохнул Митя,- но не судьба".- "Подожди, не суетись",- в одностороннем порядке перешел на "ты" помощник. Снял трубку, набрал номер: "Федорыч? На хозяйстве? Что там у тебя с самолетами? Есть это... в боевой готовности? Да вижу, что дождь. Надо. Дело государственной важности. Министр с командующим не сумели, а мы отправим товарища. Да уж пригодится, пригодится... - подмигнул Мите. - Что ты заладил: дождь-дождь! Это тут дождь. А взлетит, там сухо и светло! Да. Выезжает. Будет через полчаса. Он скажет, куда лететь. Ничего-ничего, риск - благородное дело. И это... чтобы побыстрее. Кто не рискует, тот в тюрьме не сидит, - положил трубку, повернулся к Мите: - Через два с половиной часа будешь на месте. Я позвоню на объект, что вылетаешь". Казалось бы, Митя должен был испытывать благодарность, он же почувствовал тревогу. Внутри одной - видимой - власти скрывалась иная - невидимая. Невидимая была сильнее. И не особенно это скрывала. Он бы отказался лететь, если бы так не нужно было на объект. Другой случай произошел, когда Митя составлял наряд на японскую компьютерную технику. Он должен был встретиться с Сергеем Сергеевичем, но того вызвали на срочное совещание. Митя оказался в кабинете у помощника. Его, помнится, удивило, с какой оперативностью помощник решал все вопросы. Бабушку в клинику? Пожалуйста. Нужна консультация зарубежного специалиста? Как фамилия? Ага, француз. Уже приезжал к нам. Много берет, пес. Будет консультация. Изыщем средства. Девушка просит однокомнатную квартиру в Ялте? Позвоним в горисполком, решим. Как-то незаметно в руках у помощника оказался перечень заказа