Крылов кинулся к Цыгану, остановился, выстрелил дважды и отшвырнул бесполезное ружьё. Намокшие ватные штаны его замёрзли, не хотели сгибаться и мешали бежать, но к ним уже со всех сторон неслись охотники, и Крылов с облегчением находил глазами их растерянные, чужие лица, а потом услышал чей-то истошный крик и понял, что это кричит он сам.
Когда они стащили с Цыгана тушу лося, кто-то глухо вскрикнул и разрыдался, а Крылов упал перед Цыганом на колени и быстро, двумя руками, ощупал его скользкую от крови голову… Потом руки Крылова спустились на мокрое горло и остановились в оторопи, дойдя до красного месива на груди, состоящего из обрывков куртки, висящих на чём-то пуговиц и рваной плоти.
– Мишка, да как же ты это? Да что же ты, Мишка? – простонал Крылов.
Кто-то сунулся к ним с бинтами, егерь бросился за врачом, и какое-то время Крылов невидяще глядел ему вслед, а сердце его дёргалось и корчилось, схваченное то ли острой жалостью, то ли сожалением о короткой, упущенной жизни, и какие-то неясные образы вдруг стали подниматься в душе, и были они бесформенные, рыхлые и донельзя расплывчатые, и возникало их так много, что иные, запутавшись в пустоте провалов его воспоминаний, так и не всплыли совсем.
Крылов посмотрел на свои мокрые руки и вспомнил свой сон, тот, утренний, когда ему было так же невыносимо, так же отчаянно больно смотреть на свои руки и понимать, что на них не его кровь.
Цыган умер через час, в сознание он так и не пришёл.
Врач потом говорил Крылову, отводя глаза в сторону и невнятно отлепляя ото рта привычные для себя слова:
– Я нашёл у него переломы костей свода черепа и ключицы… А главное – разрыв пищевода, раздробление хрящей гортани и полное размозжение щитовидной железы. От таких ударов погибают на месте. Просто чудо, что ваш друг умер не сразу…
Ближе к ночи Крылов поехал домой. В груди было пусто, словно вырезали из неё что-то привычное вроде сердца.
****
Конец