И он вышел на звонок в переднюю.
Глисс сел на один из приготовленных стульев, решив всем своим дальнейшим поведением показать, что между ним и Клеем не может быть ничего общего…
— Прежде чем начать демонстрацию, я должен в общих чертах познакомить вас с сущностью моего изобретения, — говорил Сандерс, входя вместе с Клеем в комнату, таким ровным, официальным тоном, что Глисс позавидовал его самообладанию. — Повторяю — в общих чертах, потому что вы не механик, а только друг человечества…
Клей удивленно поднял брови…
— Я не совсем понимаю ваше последнее выражение, — сказал он, настораживаясь.
— Странно, что не понимаете, — пожал плечами Сандерс. — Кем же, как не другом человечества, можно назвать лицо, которое хочет подарить этому самому человечеству изобретение, так нелепо скрываемое вашим покорным слугой… Нет, нет, не отказывайтесь от этого высокого звания, оно вполне достойно вас! — едко закончил Сандерс.
— Мой поступок был мне подсказан совестью, — внушительно ответил Клей…
— Ясно, как апельсин, — поддакнул с усмешкой Сандерс. — Итак, джентльмены, приступим! Маэстро, подайте сюда футляр.
Чиллепс спустился с лесенки, держа перед собою на вытянутых руках небольшой дубовый ящичек.
— В этом футляре, — сказал Сандерс, принимая из рук Чиллепса ящичек, — находится сердце моего изобретения…
Он раскрыл его… В углублении темно-фиолетового бархата лежала блестящая никелированная трубка в форме усеченного конуса с вделанной в нее сбоку трехгранной призмой.
— Современное общеизвестное кино не может давать полной иллюзии натуры по следующим причинам, — продолжал Сандерс, — во-первых, оно беззвучно. Правда, за последнее время появилось несколько аппаратов, которые записывают и воспроизводят звук. Но все они имеют общий недостаток, заключающийся в том, что звук не всегда связан с движением, а кроме того, отсутствует так называемая звуковая перспектива, которая создает совершенно необходимое там, где оно нужно, впечатление отдаленности или близости звука. Одна из частей моего прибора берет на себя эту задачу — воспроизводит акустически то расстояние, откуда несется звук при его записи. Другая часть аппарата разрешает оптические задачи. Вы, конечно, знаете, что обыкновенное кино дает плоскостные изображения, в которых стереоскопичность, т. е. отдаленность предметов друг от друга, угадывается лишь по их формам и движениям; вот здесь находится прибор, который дает изображению пластичность. Вследствие того, что обе только что объясненные мною части смонтированы вместе и преследуют сходные цели — дать впечатление глубины как в звуковом, так и в оптическом отношении, я присвоил всему прибору название «углубителя». Более подробное объяснение я дать здесь не могу; я думаю, вы, Клей, озаботитесь созывом специальной комиссии из компетентных людей, которая и рассмотрит более детально мое изобретение. Вот, кажется, все. Остается только добавить, что другие условия иллюзии, как-то: натуральность окраски и отсутствие мелькания, разрешены мной в силу их сравнительной простоты довольно легко… Маэстро, примите футляр и приготовьте ленту… А вас прошу садиться.
Глисс и Клей сели, а Сандерс подошел к выключателю и потушил свет, затем в темноте пробрался к свободному стулу и сел рядом с Глиссом.
Экран ожил. Открылась небольшая комната с диваном посередине у задней стены и несколькими креслами по бокам. На диване сидел Сандерс.
— Я очень сожалею, что приходится опять угощать тебя своей персоной, но ничего не поделаешь, потерпи, — сказал Сандерс, сидящий рядом с Глиссом.
— Мне очень жаль, что приходится демонстрировать самого себя, но что же делать, потерпите, — сказал Сандерс, сидящий на диване. — Я позволю себе произнести маленькую речь. Клей, вы хорошо меня слышите?
— Да, — безотчетно ответил Клей.
— Вот это я понимаю! — усмехнулся Сандерс, сидящий с Глиссом. — Макбет, беседующий с духом Банко…
Клей смутился и недовольно кашлянул.
— …Так вот, Клей, — я хочу сказать вам, что вы играли наверняка… В другое время не стоило бы давать вам лишних козырей в руки, но теперь мне все равно… Я представляю себе, чтобы было, если бы я отказался выдать вам свое изобретение: вы бы воскресили дело Альфонса Леони, недаром вы ухитрились достать — я знаю это — старые фотографии моей спальни в доме на Овальной площади, когда в ней еще не было винтовой лестницы во второй этаж, и сфотографировали недавно эту же спальню, но уже с лестницей…