— Разрешите потом, — сказал майор, щелкнув шпорами.
Сэр Финиган незаметно пожал плечами.
— В таком случае, прошу высказаться представителя церкви, достопочтенного д-ра Патиссона.
Д-р богословия Вильям Патиссон, ласковый, робкий старичок, откашлялся, из уважения к высокому собранию прикрыв рот рукой, и немного шепелявившим, тихим тенорком начал:
— Когда Иисус Навин остановил солнце, толпы народа взирали на это с величайшим изумлением… Так и сегодня толпы народа взирали на этот Черный конус.
Генерал Пэджет наклонился к доктору Гуденуфу и сказал шепотом:
— Черта с два тут повзираешь в такой тьме кромешной! У меня до сих пор затылок болит: какой-то бродяга сшиб меня, когда я переходил Патерностер.
— Ваши соображения? — спросил сэр Финиган, обращаясь к д-ру Патиссону и бросая строгий взгляд на генерала.
Д-р Патиссон беспомощно оглянулся кругом, как бы ища поддержки. Генерал неистово потирал затылок, майор Малуро сидел вытянувшись, как на смотру, д-р Гуденуф склонил голову набок и ехидно, как показалось Патиссону, смотрел на него.
— Не будем соблазнять господа бога, раскрывая небесные тайны его! — робко заметил он.
— Сэр Пэджет, слово принадлежит вам! — сказал Финиган.
— Чертовская штука! — оживился генерал. — Замечательная вещь! Если бы армия его величества обладала этой чертовщиной, она бы в два счета расправилась со своими соседями!
Майор Малуро многозначительно крякнул. Генерал смутился и полез в карман за платком.
— М-р Гуденуф, — с полувопросом обратился к ученому сэр Ричард. Д-р Гуденуф еще больше склонил голову набок и, смотря сквозь черепаховые очки, напомнил собою какую-то важную, круглоглазую птицу.
«Сейчас клюнет»… — подумал генерал.
— Эфирная теория света Гюйгенса… — начал было д-р Гуденуф, как вдруг дверь кабинета отворилась и, балансируя в воздухе руками, на цыпочках к сэру Финигану подошел курьер.
— Двое джентльменов желают дать показания по делу Черного конуса! — почтительно наклонясь к уху лорд-мэра, заявил он.
Сэр Финиган на минуту потерял свою невозмутимость и с нетерпением посмотрел на дверь.
В комнату вошел, размеренно шагая, инженер Мюлов, а за ним, видимо, подавленный торжественностью обстановки, ныряющим шагом — Бакич.
— С кем имею честь? — спросил сэр Финиган.
— Инженер Мюлов, ближайший сотрудник профессора Шольпа.
— Который сошел с ума! — подал реплику Бакич.
— Кто же, собственно сошел с ума: инженер Мюлов или профессор Шольп? — строго смотря на Бакича, недовольно спросил сэр Ричард.
— Профессор Шольп сошел с ума! — выдвинулся вперед Бакич. — Я — Бакич, его секретарь! Вчера профессор Шольп сошел с ума, выгнал меня и мистера Мюлова из своей лаборатории. Об этом даже в газете было напечатано.
— Я не понимаю, какое отношение имеет сумасшествие профессора Шольпа к Черному конусу? — сказал сэр Финиган.
— Профессор физики Шольп, — начал Мюлов, — в последнее время работал над аппаратом, назначение которого, как можно предполагать, было — парализовать, уничтожить все световые явления в районе его действия. Этот аппарат должен был создавать колебания, исключающие возможность движения электронов, обусловливающего явление света.
И в кратких словах рассказал о лихорадочной в последние дни деятельности мастерских, а также и о приобретении аэроплана — «для целей, недостаточно известных», — как заключил он..
Д-р Гуденуф весь вытянулся вперед.
— Как же так могло случиться, — ехидно заметил он, — что вас, ближайшего своего сотрудника и помощника, профессор Шольп ознакомил так поверхностно со своим изобретением?
— Видимо, у него были свои соображения! — мрачно ответил Мюлов.
Д-р Гуденуф возмущенно пожал плечами.
— Скажите, мосье Мюлов, за что вас и мосье Бакича выгнал профессор Шольп? — спросил до сих пор внимательно слушавший майор Малуро.
Мюлов покраснел. Бакич опять выдвинулся вперед.
— Мистер Мюлов — германский подданный! Он предложил, я слышал сам, ибо был невдалеке, — профессору Шольпу два миллиона марок за его изобретение, в случае, конечно, если оно оправдает возлагаемые на него надежды.