— И она принимала их каждый день?
— Каждый божий день, — подтвердила Джинни.
Я, конечно, не был ни гинекологом, ни фармакологом, но все-таки мне были известны некоторые общие понятия. Во-первы, большинство контрацептивных таблеток продавались в специальной упаковке, позволявшей женщине без труда вести отсчет дней. А во-вторых, дозировка гормонов в этих лекарствах была давным-давно сокращена с десяти до двух миллиграммов. Это означало, что сами таблетки должны быть маленькими.
По сравнению с тем, что я ожидал увидеть, таблетки из пузырька казались просто непомерно огромными. На их поверхность не было нанесено никакой разметки; по цвету они походили на мел и довольно легко крошились. Я незаметно сунул одну из таблеток в карман, и ссыпал оставшиеся обратно в пузырек. Даже безо всяких проверок, у меня уже была идея о том, что это были за таблетки.
— Вы были знакомы с кем-нибудь из тех молодых людей, с кем встречалась Карен? — спросил я.
Джинни отрицательно покачала головой.
— В общем-то нет. Я никого из них не знала лично, если вы понимаете, что я имею в виду. Она рассказывала мне, как она была с ними в постели, но обычно это было лишь пустой болтовней. Карен всегда все сильно преувеличивала. Особенно насчет таких откровенных подробностей. Подождите, я сейчас.
Она встала и подошла к туалетному столику Карен. На стене над столиком висело зеркало, за раму которого было вставлено несколько фотографий каких-то молодых людей. Она вытащила две из них и протянула их мне.
— Вот про этого она всегда рассказывала, но мне кажется, что последнее время они уже не виделись. Она провстречалась с ним почти все лето. Он из Гарварда.
Это было фото молодого человека в футбольных доспехах, усмехающегося в в объектив камеры. Номер 71.
— А как его зовут?
— Я не знаю.
Тогда я взял программку футбольного матча Гарвард-Колумбия и заглянул в список состава команд. Номером 71 оказался правый защитник Алан Зеннер. Я записал это имя к себе в записную книжку и вернул снимок Джинни.
— И вот еще один, — сказала она, протягивая мне вторую фотографию, — с этим они недавно познакомились. Я думаю, что она встречалась с ним. Иногда по вечерам, она возращалась сюда и целовала эту фотографию, прежде, чем лечь спать. По-моему, его звали Ральф. Ральф или Роджер.
Со снимка мне довольно натянуто улыбался молодой негр в облегающем блестящем костюме и с электрогитарой в руке.
— Вы думаете, что она с ним встречалась?
— Да, мне так кажется. Он играет в какой-то группе, из тех, что сейчас выступают в Бостоне.
— И по вашему мнению его зовут Ральф?
— По-моему, так или примерно так.
— А вам случайно не известно название группы?
Джинни сосредоточенно нахмурилась.
— Она мне как-то назвала его. Но я не запомнила. Карен очень нравилось, чтобы ее парни оставались тайной для всех. Она была не из тех, кто станет вдаваться в подробности, рассказывая о своих кавалерах. Это было не в духе Карен. Ей были больше по душе намеки и недомолвки.
— Вы считаете, что она уезжала на выходные, чтобы встретиться с этим молодым человеком?
Джинни кивнула.
— А где она проводила уикэнды? В Бостоне?
— Скорее всего. В Бостоне или Нью-Хэвене.
Я перевернул фотографию. На обратной стороне снимка стоял штамп «Фотоателье Курзина, Вашингтон-Стрит».
— Можно я заберу вот это?
— Конечно, — ответила она. — Мне все равно.
Я сунул фото в карман и снова сел.
— Вам не приходилось видеться с кем-либо из этих людей? Из ее парней?
— Нет. Я не знала никого из ее друзей. Хотя, нет, дайте подумать. Один раз, да, было такое. Приходила девушка.
— Девушка?
— Да. Карен мне как-то объявила, что к нам в гости придет ее лучшая подруга. Она все рассказывала мне, какая это классная девчонка, какая она крутая. Короче, она ей такую рекламу устроила, что я уже ожидала увидеть нечто такое действительно импозантное. А потом она пришла…
— Ну и как?
— Странная, — сказала Джинни. — Очень высокая с по-настоящему длинными ногами, и Карен все время твердила, как бы ей хотелось, чтобы и у нее тоже были бы такие ноги, а девушка просто сидела вот здесь и все время молчала. Она и вправду была симпатичная. Но очень уж странная. Она все делала как во сне. Может быть она кололась чем-нибудь или травку курила; я не знаю. Просидев молча около часа, она наконец изрекла какую-то чушь.
— Например?
— Уже не вспомню. Какую-то бессмыслицу. Типа «Карл у Клары украл кораллы». Потом она сложила стишок о том, как люди бегают по полям, где растут спагетти. Это было довольно убого.
— А как было имя той девушки?
— Не помню. Анжи, что ли.
— Она училась в каком-нибудь колледже?
— Нет. Она была очень молоденькая, но в колледже не училась. Она работала. И кажется Карен говорила, что будто эти девица работает медсестрой.
— Все же постарайтесь припомнить ее имя, — сказал я.
Джинни снова сосредоточенно нахмурилась и уставилась в пол, а затем покачала головой.
— Никак, — призналась она. — Я не обратила на это внимания.
Мне не хотелось опускать такую подробность, но я чувствовал, что время поджимает. И тогда я задал очередной вопрос:
— Что еще вы можете рассказать мне о Карен? Может быть она была нервной? Или пугливой?
— Нет. Она всегда была очень спокойной. Все в доме могли сходить с ума от волнений, особенно перед экзаменами, но ей это все как будто было абсолютно безразлично.
— Она была энергичной? Этакой болтушкой-попрыгушкой?
— Кто? Карен? Вы что, шутите? Если хотите знать, она была вялой, словно чуть живой и оживала только на время своих свиданий. А так она всегда сказывалась очень уставшей, и еще постоянно жаловалась, на то как она утомилась.
— Она много спала?
— Да. Постоянно просыпала занятия.
— А ела она много?
— Не очень. Вместе с уроками она часто просыпала и завтраки с обедами.
— Но тогда она должна была бы похудеть.
— А она наоборот начала поправляться, — сказала Джинни. — Не так чтобы слишком, но все-таки прилично. Она не влезала в большинство своих прежних платьев, и это-то за шесть недель. Ей пришлось покупать новые.
— А никаких других изменений вы в ней не заметили?
— Только одно, но я не уверена, что это так уж важно. Я хочу сказать, что на это обращала внимание только сама Карен, а остальным было все равно.
— И что же это?
— Она вбила себе в голову, что обрастает волосами. Понимаете, на руках, на ногах и над губой. Она мне жаловалась, что ей приходится постоянно брить ноги.
Я посмотрел на часы и увидел, что уже почти полдень.
— Ну что ж, не смею больше отрывать вас от занятий.
— Да нет, ничего, — сказала Джинни. — Зато это так интересно.
— Что вы имеете в виду?
— Следить за тем, как вы работаете и вообще.
— Разве вам прежде не приходилось разговаривать с врачом?
Джинни понимающе вздохнула.
— Вы, должно быть, принимаете меня за круглую идиотку, — обиженно заявила она. — А я, между прочим, уже не ребенок.
— Что вы, я напротив, думаю, что вы очень умная и взрослая девушка, — сказал я.
— Так вы пригласите меня давать показания?
— Показания? Какие еще показания?
— На суде.
Я глядел на Джинни, и у меня снова появилось ощущение, что все свои движения она заранее репитировала перед зеркалом. С ее лица теперь не сходило проницательно-таинственное выражение, по-видимому, она представляла себя киногероиней.
— По-моему, я вас не совсем понял.
— Но уж мне-то ты можете признаться, — сказала она. — Ведь я все равно знаю, что вы адвокат.
— Вот как?
— Я догадалась об этом десять минут спустя после того, как вы пришли сюда. И хотите узнать как?
— И правда, как?
— Когда вы взяли те таблетки и стали их разглядывать. Вы делали это очень тщательно, совсем не как врач. Честно говоря, мне кажется из вас получился бы ужасный врач.
— Возможно, вы правы, — сказал я.
— Желаю вам удачи с расследованием, — напутствовала меня Джинни, когда я собрался уходить.