Я подошел поближе и заглянул вовнутрь.
Такое не приснится даже в кошмарном сне.
По-видимому, изначалоо обшивка салона была светло-охрового цвета, но теперь вся она стала красной. В крови было все. Сидение водителя было в крови. Сидение рядом с водителем было темно-красным, тоже от крови. В крови же были и кнопки на приборной доске. Руль местами был тоже испачкан кровью. Коврик на полу превратился в плошную кровавую корку.
В этой машине пролился не один литр крови.
— Откройте дверцу, — предложила мне миссиз Рэндалл. — Потрогайте сиденье.
Я не стал возражать. Сиденье было влажным.
— Три дня уже прошло, — сказала она. — А оно все еще не высохло. Вот сколько крови потеряла Карен. Вот, что сделал с ней этот убийца.
Я захлопнул дверцу.
— Ее машина?
— Нет. У Карен не было своей машины. Джошуа не разрешил ей обзаводиться машиной до тех пор, пока ей не исполнилось бы двадцати одного года.
— Тогда, чья это машина?
— Моя, — ответила миссиз Рэндалл.
Тогда я кивнул в сторону черного автомобиля, за рулем которого она теперь сидела.
— А эта?
— Это новая. Мы купили ее только вчера.
— Мы?
— Я купила. Джошуа не возражал.
— А что будет с желтой?
— В полиции нас попросили пока подержать ее у себя, на тот случай, если она понадобится как вещественное доказательство. Но как только будет можно…
Я снова спросил:
— Так что же все-таки произошло ночью в воскресенье?
— Я не обязана отчитываться перед вами, — заявила она, поджимая губы.
— Разумеется, не обязаны, — вежливо улыбнулся я. Я знал, что все равно добьюсь своего; в ее глазах был страх.
Она первой отвела взгляд, глядя вперед перед собой через лобовое стекло.
— Я была дома одна, — заговорила она наконец. — Джошуа срочно вызвали в клиннику. Вильям живет в студенческом городке при медицинском факультете. Карен в тот вечер должна была ехать к кому-то на свидание. Примерно в половине четвертого утра я проснулась от того, что на улице сигналил автомобиль. Я встала, накинула халат и спустилась вниз. Там стояла моя машина с заведенным мотором и зажженными фарами. Сигнал все еще гудел. Я вышла на улицу… и увидела ее. Она потеряла сознание и сидела склонившись вперед, прижимая кнопку. Тут все было в крови.
Тяжело вздохнув, миссиз Рэндалл принялась шарить в сумочке. Наконец в руке у нее появилась пачка французских сигарет. Я поднес ей зажигалку.
— Продолжайте.
— Больше нечего рассказывать. Я пересадила ее на другое сидение и повезла в больницу. — Она нервно курила. — По дороге я попыталась выяснить, что случилось. Я знала, откуда у нее идет кровь, потому что юбка была вся насквозь в крови, в то время как остальная одежда оставалась сухой. И она сказала: «Это Ли сделал». Она повторила три раза. Я никогда не забуду этого. Тот слабый, жалобный голосок…
— Она пришла в сознание? Могла разговаривать с вами?
— Да, — ответила миссиз Рэндалл. — Она снова потеряла сознание, когда мы приехали в больницу.
— Но откуда вы знаете, что это был аборт? — спросил я. — Почему именно аборт, а не, например, выкидыш?
— А потому, — огрызнулась миссиз Рэндалл. — Потому что когда я заглянула в сумочку Карен, то там лежала ее чековая книжка. И самый последний чек был выписан «на наличные». На триста долларов и датирован воскресеньем. Вот откуда я узнала, что это был именно аборт, и ничто иное.
— А этот чек уже обналичен? Или вы не интересовались этим?
— Разумеется, он не был обналичен, — сказала она. — Потому что человек, которому он был передан, теперь сидит в тюрьме.
— Понимаю, — задумчиво произнес я.
— Рада за вас, — сказала она. — А теперь вы должны меня извинить.
Она вышла из машины и поспешила обратно к крыльцу.
— А мне показалось, будто вы опаздываете на встречу, — напомнил я ей.
Миссиз Рэндалл задержалась в дверях и обернувшись, посмотрела в мою сторону.
— Идите к черту, — сказала она в ответ и раздраженно хлопнула дверью.
Я направился обратно к своей машине, раздумывая над тем спектаклем, что только что был разыгран передо мной. На первый взгляд все вроде весьма убедительно. Я мог найти в нем только два слабых места, то, что наводило на размышления. Во-первых, это количество крови, разлитой по салону желтой машины. Меня встревожило то, что больше всего крови было на сидении пассажира.
А во-вторых, миссиз Рэндал, очевидно, не знала, что Арт берет за аборт всего двадцать пять долларов — только на то, чтобы покрыть лабораторные расходы. Арт никогда не брал ничего сверх этой суммы. Он был глубоко убежден, что только таким образом ему удастся оставаться до конца честным перед самим собой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Невзрачная, облезлая вывеска: «Фотоателье Курзина». И ниже мелкими желтыми буквами: «Фотографии на все случаи жизни. На документы, для рекламы и на память. Исполнение заказа в течение одного часа.»
Фотомастерская находилась на углу в самом конце Вашингтон-Стрит, вдали от огней кинотеатров и крупных супермаркетов. Я открыл дверь и вошел. В небольшой комнатке меня встретил маленький старичок и такая же маленькая старушка, стоявшая рядом с ним.
— К вашим услугам, — сказал старичок. Он говорил вкрадчиво, как будто стеснялся чего-то.
— У меня к вам не совсем обычное дело, — сказал я.
— Паспорт? Нет проблем. Мы можем сделать вам фотокарточки за час. Даже раньше, если вы очень спешите. Мы делали это уже тысячи раз.
— Да, — подтвердила старушка, важно кивнув. — Много тысяч раз.
— Я имею в виду не это, — сказал я. — Видите ли, у моей дочери день рождения, ей исполняется шестнадцать лет, и…
— Мы не занимаемся брачными услугами, — не дал мне договорить старичок. — Извините.
— Нет, не занимаемся, — сказала старушка.
— Я не собираюсь никого сватать, это вечеринка по случаю шестнадцатилетия.
— Мы этим не занимаемся, — настаивал старичок. — Исключено.
— Раньше мы это делали, — пояснила старушка. — В прежние времена. А теперь нет.
Я терпеливо вздохнул.
— Все что мне надо, — снова заговорил я, — это всего лишь информация. Дочка сходит с ума по одной рок-н-рольной группе, а вы их фотографировали. Я хотел обрадовать ее, сделать ей подарок, поэтому я подумал, что…
— Вашей дочери шестнадцать лет? — он с подозрением воззрился на меня.
— Да. Будет на следующей неделе.
— А мы делали фотографию этой группы?
— Да, — сказал я. Я протянул ему фото.
Он долго разглядывал снимок.
— Но это не группа, это один человек, — объявил он наконец.
— Я знаю, но он играет в группе.
— Но здесь только один человек.
— Вы делали фотографию, и поэтому я подумал, что может быть…
К этому времени старичок перевернул фотографию и посмотрел на обратную сторону снимка.
— Это мы снимали, — объявил он мне. — Вот наш штамп. «Фотоателье Курзина», это мы. Работаем здесь с тридцать первого года. До меня хозяином мастерской был мой отец, упокой Господь его душу.
— Да, — поддакнула старушка.
— Так, значит, это группа? — спросил старичок, размахивая передо мной фотографией.
— Это один из ее участников.
— Возможно, — согласился он, а потом передал фото старушке. — Мы с тобой снимали таких?
— Возможно, — ответила та. — Я никогда их не запоминаю.
— Я думаю, что это рекламный снимок, — осмелился предположить я.
— А как называется эта группа?
— Не знаю. Вот почему я пришел к вам. На фотографии ваш штамп…
— Вижу, не слепой, — огрызнулся старикашка. Он нагнулся и полез под прилавок. — Надо посмотреть в архиве, — объявил он. — Мы все храним в архиве.
С этими словами он начал выкладывать пачки фотографий. Я был весьма удивлен; оказывается, у него и в самом деле снимались десятки групп.
Он очень быстро зашелестел снимками.
— Моя жена не помнит никого из них, а вот я помню. Если я увижу их всех вместе, то сразу же вспоминаю. Представляете? Вот это Джимми и «До-Да». — Он продолжал перекладывать фотокарточки. — «Птички певчие». «Гробы». «Клика». «Подлецы». Их названия оседают в памяти сами собой. Надо же. «Вши». «Стрелочники». Вилли со своей командой. «Ягуары».