Я покачал головой.
— Послушайте, — продолжал кипятиться Вильсон, — всякого свидетеля можно нейтрализовать. Его можно дискредитировать, прилюдно выставить дураком. Но дискредитировать снимок не сможет никто. Переплюнуть эти фотографии им не удастся. Так что мы их тут же возьмем за яйца.
— Нет, — сказал я.
Он вздохнул.
— Прежде все это было не более чем обыкновенный шантаж, я собирался пойти туда и попробовать взять их на понт. Я хотел напугать их, так чтобы им стало страшно по-настоящему, заставить их верить в то, что у нас есть доказательства, которых в самом деле у нас не было и быть не могло. Но теперь все иначе. У нас есть доказательства. У нас есть все необходимое.
— Если вы не желаете говорить с ними, то это сделаю я.
— Берри, — сказал мне Вильсон, — вы станете с ними говорить, и этим самым только пустите все насмарку.
— Я заставлю их отступиться.
— Берри, из-за вас все полетит к чертям. Потому что они только что совершили один очень неприглядный поступок. Они отдают себе в этом отчет. И тогда они изберут очень жесткую линию.
— Тогда мы им скажем, что нам все известно.
— А если дело дойдет до суда? Что тогда?
— Меня это не волнует. Потому что до суда не дойдет.
Вильсон снова дотронулся рукой до своего шрама, проведя пальцем вниз по шее.
— Послушайте, — сказал он, — вы что, не хотите победить?
— Хочу, — сказал я, — но без драки.
— Этого все равно не избежать. Здесь, как ни крути, а драка будет в любом случае. Это я вам говорю.
Я подъехал к дому Рэндаллов и свернул на дорожку из гравия.
— Мне можете не говорить, — сказал я. — Вы им скажите.
— Вы совершаете большую ошибку, — покачал головой Вильсон.
— Возможно, — согласился я, — хотя лично мне так не кажется.
Мы взошли по ступенькам крыльца и позвонили в дверь.
Дворецкий с явной неохотой проводил нас в гостинную. Гостинная в доме Рэндаллов по своей площади вполне могла соперничать со стандартного размера баскетбольной площадкой — необъятная комната с огромным камином, перед которым и расположились миссиз Рэндалл в дорогом домашнем костюме, а также Питер и Дж.Д., державшие в руках по большому широкобедрому бокалу с бренди.
Дворецкий остановился в дверях и объявил:
— Доктор Берри и мистер Вильсон, сэр. Они утверждают, что их прихода ожидают.
Увидев нас, Дж.Д. помрачнел. Питер откинулся на спинку кресла и чуть заметно улыбнулся. Миссиз Рэндалл выглядела очень удивленной.
Дж.Д. сказал:
— Что вам надо?
Я молчал. Переговоры были прерогативой Вильсон, который, учтиво поклонившись, сказал:
— Я надеюсь, доктор Рэндалл, что вы уже знакомы с доктором Берри. Мое имя Джордж Вильсон. Я адвокат доктора Ли.
— Это очень мило, — ответил Дж.Д. Он демонстративно посмотрел на часы. — Но уже почти полночь, и я отдыхаю в кругу своей семьи. Так что до встречи в суде мне нечего сказать никому из вас. И поэтому прошу меня…
— Прошу меня извинить, сэр, — перебил его Вильсон, — мы приехали издалека, чтобы встретиться с вами. Фактически с самого Мыса.
Дж.Д. замер, напустив на себя суровый вид. Питер тихонько кашлянул, стараясь подавить смешок. А миссиз Рэндалл удивленно спросила:
— Но что же вы делали на Мысе ночью?
— Наблюдали за фейверком, — ответил Вильсон.
— Фейверк?
— Да, — подтвердил Вильсон. Он обернулся к Дж.Д. — Мы тоже с удовольствием выпили бы с вами немного бренди, а потом можно было бы и за жизнь поговорить.
На этот раз скрыть смешок Питеру не удалось. Дж.Д. строго посмотрел на него и звонком вызвал дворецкого. Он велел принести еще два бренди, а когда дворецкий уже собрался уйти, уточнил:
— Маленькие бокалы, Герберт. Джентльмены пробудут здесь недолго.
Затем он обратился к жене:
— Если ты не возражаешь, дорогая.
Она кивнула и вышла из комнаты.
— Прошу садиться, джентльмены.
— Спасибо, но мы постоим, — сказал Вильсо. Дворецкий внес два маленьких хрустальных бокала с бренди. Вильсон поднял свой:
— Ваше здоровье, джентльмены.
— Благодарю вас, — ответил Дж.Д. Голос его был холоден. — Итак, что вы задумали на сей раз?
— Ничего особенного, — сказал Вильсон. — Просто нам показалось, что возможно вы решите пересмотреть ваши обвинения против доктора Ли.
— Пересмотреть?
— Да. Я именно так выразился.
— Тут нечего пересматривать, — сказал Дж.Д.
Вильсон отпил небольшой глоток бренди.
— Вы так считаете?
— Именно так, — подтвердил Дж.Д.
— У нас сложилось впечатление, — продолжал Вильсон, — что вашей жене, возможно, совершейно случайно послышалось, что доктор Ли сделал аборт Карен Рэндалл. Точно так же, как нам показалось, что Питер Рэндалл тоже, разумеется, ошибочно заявил в полицию об угоне машины. Или он еще не успел этого сделать?
— Ни моя жена, ни мой брат ни в чем не ошибались, — сказал Дж.Д.
Питер снова кашлянул и закурил сигару.
— Что-нибудь не так, Питер? — спросил у него Дж.Д.
— Нет-нет, ничего.
Он молча попыхивал сигарой и потягивал бренди.
— Джентльмены, — сказал Дж.Д., обращаясь к нам, — вы теряете время. Никакой ошибки не было, и пересматривать здесь нечего.
Тогда Вильсон мягко заметил:
— В таком случае, все дальнейшие объяснения стоит отложить до суда.
— Безусловно, — сказал Рэндалл, согласно кивая.
— И там вас могут попросить подробно рассказать о том, где вы провели сегодняшний вечер и чем занимались, — продолжал Вильсон.
— Возможно. Но на этот случай у нас есть свидетель — миссиз Рэндалл подтвердит, что мы сегодняшний вечер был проведен нами здесь, за игрой в шахматы, — он указал на шахматный столик в углу.
— И кто выиграл? — с улыбкой спросил Вильсон.
— Я выиграл, ей-богу, — сказал Питер, заговоривший в первый раз за весь вечер. Он усмехнулся.
— И как вам это удалось? — снова спросил Вильсон.
— Bishop to knight's twelve*, — ответил Питер и усмехнулся. — Он наредкость бездарно играет в шахматы. Я уже уведомил его об этом, наверное тысячу раз говорил.
— Питер, это совершенно не смешно.
— Ты не умеешь проигрывать, — сказал Питер.
— Заткнись, Питер.
Питер тут же перестал смеяться. Он сложил руки на своем огромном животе и больше не произнес ни слова.
Выдержав небольшую паузу, Дж.Д. снова обратился к нам:
— У вас есть еще вопросы, джентльмены?
— Ты, сволочь, сукин сын, — напустился я на Вильсона. — Ты сам все испортил.
— Я сделал все, что мог.
— Ты специально злил его. Ты провоцировал его, чтобы затащить в суд.
— Я сделал все, что мог.
— Это было самым гадким, самым паршивым…
— Тише, не шумите так, — сказал Вильсон, поглаживая свой шрам.
— Вы могли бы напугать его. Вы могли бы рассказать ему о возможных последствиях — как объясняли это мне в баре. Вы могли бы сказать ему о фотографиях…
— Ничего хорошего из этого не вышло бы, — отмахнулся Вильсон.
— А может быть и вышло.
— Нет. Они решительно настроены судиться. Они…
— Да, — перебил его я, — и все это только благодаря вам. После того как вы стали выкаблучиваться перед ними, как самая распоследняя самовлюбленная сволочь. Рисоваться, строить из себя крутого, требовать себе бренди — как хорошо, просто замечательно.
— Я пытался уговорить их, — сказал Вильсон.
— Не несите чушь!
Он пожал плечами.
— Вы добивались совсем другого, Вильсон. Вы провоцировали их на суд, потому что вам этого очень хочется. Вам нужна арена, вам нетерпится принародно продемонстрировать свою ученость, для вас это шанс сделать себе имя, чтобы все наконец увидели, какой вы отчаянный и беспощадный. Вам не хуже меня известно, что если дело попадет в суд, то Арт Ли — вне зависимости от того, каким будет приговор — проиграет. Он лишится престижа, пациентов, а может быть даже и лицензии на практику. Точно так же, как и для Рэндаллов этот суд тоже обернется поражением. Они будут опозорены, а все эти ваши двусмысленные намеки и полуправда обернутся бесчестьем для целой семьи. И только один человек окажется на гребне славы.