Стефан Грабинский
«Случай»
Stefan Grabiński
«Przypadek» (1930)
Проф. др. Роману Поллакову посвящается
Познакомились в поезде. Забжеский возвращался тогда с похорон скоропостижно скончавшейся невесты, окутанный свежим крепом грусти, еще пропитанный атмосферой дома скорби.
Зацепила его первой — по какому-то несущественному поводу. Отвечал поначалу неохотно, почти невежливо, в мыслях находясь где-то далеко отсюда. Однако медленно победила воспоминания о покойной, и господин Казимеж начал обращать на нее внимание.
Может, инстинктом женщины почувствовала ангела смерти рядом с ним? Подобно розам любви, что охотно приживаются на могилах…
Когда выходила из вагона, выразил сожаление по поводу скорого расставания. Тогда назначила ему первое свидание в… поезде.
— Через три дня, — говорила, очаровательно улыбаясь, — возвращаюсь этим же поездом в Черск. Прошу быть у окна поезда в Рудаве, где буду садиться. Только не надо на этой станции со мной здороваться. Понимаете? Как будто мы совсем не знакомы. Прошу также быть готовым к тому, что мне придется возвращаться в компании; тогда сяду в другое купе.
— Но в таком случае возникает вероятность больше никогда не встретиться, — заметил Забжеский, которого начинала интересовать эта женщина, — если вы всю дорогу будете в компании…
На лице госпожи Лунинской отразилось удовольствие.
— Вероятно, вы заинтересовались мной! Если бы было иначе, не проявили бы такой похвальной прозорливости.
— Ну естественно, заинтересован, даже очень, очень заинтересован, — заверил горячо.
— Ну ладно уж, ладно, — ответила, подавая ему руку на прощание. — В таком случае можем увидеться через две недели.
— Но где?
— В поезде, всегда только в поезде. Пятнадцатого февраля снова поеду из Черска в Рудаву. Вам предстоит всего лишь вовремя появиться в одном из окон вагона. Только думаю, что увидимся раньше: постараюсь вернуться одной. Так что, до приятного свидания!
— До свидания! — ответил, поднося к губам ее руку. — До свидания, милая пани! — добавил тише, задумчиво вглядываясь в ее черты. — Итак, в пятницу?
— Да, около девяти утра.
И сдержала слово. Через три дня после этого встретились снова в поезде, который следовал из Бендзешина в Черск. Пани Стаха сразу увидела его в окне одного из вагонов на станции в Рудаве и, как только поезд тронулся, оказалась у него — удивительно зарумянившаяся, уютная, как кошечка, полная ошеломительных улыбок.
Так завязанное знакомство должно было постепенно перейти в отношения близкие, бурные, в полном смысле — un amore appassionato[1], когда страсть удивительно сплетается с поклонением.
Лунинская не была свободной женщиной. Данное обстоятельство придавало этому необычному знакомству особую привлекательность и пикантность, хотя одновременно скрывало в себе зародыши опасности: приходилось быть осторожными. Поэтому Стаха ни при каких условиях не желала соглашаться на свидание за пределами четырех стен помещения; только в поезде, в отдельном, дорого оплаченном любовником купе чувствовала себя в безопасности. Встречались два, иногда три раза в месяц — всегда на том же отрезке железнодорожной колеи между Черском и Рудавой. Как удавалось пани Лунинской не привлекать внимание мужа к своим частым отъездам — до конца осталось ее тайной. На вопрос об этом отвечала уклончиво. Да и не настаивал.
Для Забжеского отношения с этой породистой, страстной женщиной каждый раз были источником нового и все более сильного любовного опьянения. Почти год жил в состоянии постоянного подъема, в какой-то сладкой, пурпурной горячке.
Демонизм любовницы, ее утонченность и почти дьявольская ловкость в преодолении препятствий, которые бросали им под ноги обстоятельства, с каждым днем усиливали в нем непреодолимое влечение к Стахе, пронизывая одновременно удивлением и безграничным восторгом. Секретность свиданий в необычном окружении, та постоянная спешка, чтобы добраться вовремя, чтобы не опоздать ни на минуту, та беспрерывная железнодорожная нервозность обладали неописуемой привлекательностью, которая погружала все его естество в какую-то дрожащую, пульсирующую кровяными артериями мглу, раскачивала душу горячим, преданным ритмом.
Те ожидания в сладкой неуверенности в назначенный день, те протянувшиеся в бесконечность минуты перед самым свиданием, те замечательные часы, проведённые вместе в буйстве смыслов, в экстазе вознесения…
Действительно, за один год такого счастья стоило отдать оставшуюся жизнь…