Он провалился в мягкую липкую тьму, и ему казалось, что он просто сейчас видит сон, в котором на балконе старенькой сталинки беседуют две пылающие огнём фигуры. И беседа эта происходит без посредства слов, фигуры просто чуть касаются друг друга тонкими протуберанцами. Однако Григорий Антонович слова, всё же, слышал.
– Ты узнал меня, Мьорр?
– Узнал. Ты – Кдахна, командир четвертого отряда Воителей Гнева. Постой, как ты назвала меня? Мьорр? Как давно я позабыл это имя…
– Немудрено, Могучий. Новая жизнь, новый мир…
– Расскажи, что произошло. Ничего почти не помню с последней битвы на том спутнике…на Галосе. Почему я здесь? И где это мы?
Фигура почему-то не спешила отвечать на вопрос Григория Антоновича, который, как выяснилось, был по совместительству еще и неким Мьорром. На него будто силилось снизойти благодатное озарение, отвергая все тревоги его жизни, все вопросы и нелепые мысли.
«Значит, не умер, всё-таки», – подумал он и повернул голову к Кдахне. Она отвела взгляд от неба и тоже посмотрела на Мьорра. Всё стало на свои места. Кдахна Разящая явилась к старому товарищу по оружию и остановила течение времени. Точнее, она извлекла из этого течения их обоих, чтобы спокойно побеседовать.
Фигуры лобызали друг друга тонкими, длинными языками пламени, делясь воспоминаниями.
– В битве на Галосе мы одержали победу, – ответила-таки Кдахна, – рассеяв в пыль всех до единого Ангелов Тишины. Но потом нас предали, все Воители Гнева оказались в плену.
– Как это возможно?! Немыслимо. Кто предал?
– Вождь Сагутарх.
– Мерзавец! Гниль нашего рода! – глаза Григория Антоновича пылали яростью, а лысина его, казалось, исходила дымом.
– Это малые выражения, слабые, чтоб описать его сущность.
– Нет, Кдахна… Если б я столь долго не знал тебя, не поверил бы! Но ты… зачем тебе лгать?! Сагутарх… Скажи, как же он мог?!
«Вот дела… Так вот оно всё это откуда! А я же знал – неспроста всё это!» – размышлял Григорий Антонович на дне своего колодца, слушая беседу Мьорра и Кдахны, что происходила где-то наверху. Со дна он видел только гостью в черном, но там, под самым верхом колодца был кто-то еще, кто видел ее ближе и лучше. Раз на раз не приходилось – порой поглядит он вниз и узрит, что тот второй, Мьорр, сам сидит на дне, а он, Григорий то есть Антонович, пылающий огнем, стоит на своем балконе и беседует с огненной Ильиничной.
Волнение стало усиливаться, грозя перейти в настоящее расстройство. И дело было даже не столько в том, какое потрясение произвела на нашего логиста весть о том, что непобедимых Воителей Гнева предал их собственный командир, Верховный вождь, оплот чести и величия, а в том, скорее, как сильно накурено на балконе. «Это ж ужас, – принюхиваясь, думал Григорий Антонович, – сейчас Настенька проснётся, учует ведь, вот мне влетит!».
Голос Кдахны казался тягучим, неровным и низким. Сам себе удивляясь, Григорий Антонович понимал всё, о чём она вела речь, вспоминая невероятные вещи из чего-то далёкого и невозможного. Он вспоминал и свои сны, что с детства не давали толком высыпаться. Сны о другой жизни. Он каждый раз забывал детали грёз по пробуждении, зная только в общих чертах, что снилась какая-то немыслимая ерунда. А теперь всё вспомнились сразу, в деталях. И оказалось, что вовсе это были не сны, а воспоминания. Оказалось, что он прекрасно помнил Тысячелетнюю войну, да так, как если б сам в ней участвовал. Непрекращающийся много поколений конфликт между его расой – Сиянием Звёздной пыли и извечным врагом – Радужным Ковчегом.
Сияние – вспоминал Гриша-Мьорр – союз свободных племен, раскинувшийся на множество звёздных систем; Ковчег – агрессивная раса биомеханических симбионтов, жаждущая отнять у Сияния все миры и поработить всех их жителей. Песня, в общем старая и до боли знакомая. Ковчегом они зовутся потому как их главный мир – это колоссальных размеров корабль-планета, с которой происходит координация вторжений и военной агрессии. А ведь начиналось у них всё с попыток спасти жизнь от полного исчезновения, ограждая её от внешних опасностей, таких, как например, болезни или голод. Постепенно к этому процессу всё активнее приобщались высокие технологии, и кончилось тем, что была выработана тотальная концепция выживания: все живые организмы (как правило – разумные) подлежат заключению в специальные блоки-скафандры, нейтрализующие любые угрозы извне. Так разошлись они со временем на этом поприще, до того эта концепция стала определяющей, что любые иные подходы к жизни предстали для них враждебным явлением. Теперь вот разодевают без разбора целые народы и племена в эти механические оболочки, предоставляя таким образом «защиту», нуждается ли кто в ней либо нет – без разницы. Естественно, существа, подвергнутые такой «защите» теряют собственную волю, взамен обретая новую – волю Радужного Ковчега.