А. Михалев
Случай со шхуной: из записок старого пограничника
I
Морская болезнь имеет замечательное свойство: она проходит сразу же, как только прекращается качка.
Вот почему, когда на пятый день пути после выхода «Индигирки» из Петропавловска-Камчатского качка как-то сразу прекратилась, бойцы отряда тотчас повставали, отряхнулись, подтянулись и один за другим весело начали выбираться из трюма на палубу.
— Бачь, Мыкола, куды заихалы… — загудел, указывая на берег, гигант Кравченко, украинец из приморских переселенцев, с еле заметными усиками и густыми сросшимися бровями. — Мабуть, оце и есть той самый край свита, що ты учора балакав.
Тряхнув рыжим чубом, его приятель саратовец Илюхин взглянул на небо, потом посмотрел кругом парохода, как бы определяя, куда это они действительно заехали.
Набухшие серые тучи, заполнив всё небо, низко нависли над пароходом. Свистевший в мачтах норд-ост заставлял поёживаться от холода. За кормой след парохода образовывал широчайшую дугу, скрывавшуюся в свинцовых волнах. По левому борту удалялся большой пологий мыс. Кругом лишь голая тундра. Только встревоженная пароходом туча чаек вновь усаживалась на песчаный берег широкого мыса, и с полсотни их носилось кругом «Индигирки» с неприятным, пронзительным криком: зря, зря.
Помрачневший Илюхин невесело ответил:
— Нет, браток, до края света трохи ещё не доплыли. Небось, вёрст семь осталось, не больше.
— Семь вёрст до небес, и всё саратовский чай да лес, — поддел его Ливанов.
— Нема, пацан, тут ни якого леса, — повернулся к малорослому Ливанову простодушный Кравченко. — Хиба ж не бачишь…
— Где лес?.. Какой лес?.. Да тут и кустика не видно, смотри-ка… И верно, ребята, здесь глаже, чем у деда на лысине… — раздались голоса красноармейцев.
— Ох, невесело нам придётся здесь, товарищи, ой, как трудно… хватим горюшка, — послышалось дребезжанье Ливанова.
Но его тотчас оборвал Илюхин.
— Эй, ты, сердешный, не хнычь! «Трудно, трудно», — передразнил он Ливанова. И насмешливо добавил: — Легко только блины у тёщи есть. А мы, чай, не у тёщи в гостях, а на службе…
— Ото и есть, — подхватил Кравченко и вдруг рявкнул: — А бис его возьми, той лес! Нехай трусы злякаются… Бачь, хлопцы, яко раздолье ту-точки, — махнул он рукой вперёд, и все устремили свои взгляды туда же.
Когда подъезжаешь к Анадырю с моря, то видишь большой залив с одиноким скалистым островком впереди и кругом пустынную тундру без единого деревца; взор скользит, не задерживаясь, по невысоким горам левого берега лимана, перебегает на низменность правого, уходит вдаль, где темнеют горы, и внезапно удивлённо останавливается на двух далёких радиомачтах. Высокие, стройные, похожие на башню Эйфеля, они, подчёркивая пустынность окружающего, кажутся сначала миражем, а когда их реальность становится несомненной, сразу уничтожают чувство оторванности от мира, охватывающее человека в далёких, безлюдных местах.
На капитанском мостике, опираясь на поручни и разглядывая в# полевой бинокль эти башни, стоял командир отряда Воронцов, бывший амурский партизан, с окладистой крестьянской бородой. Чисто выбритый комиссар отряда Букин, из балтийских моряков, бывший комендор «Славы», а затем — лихой будённовец, слушал стоявшего на вахте старшего помощника капитана, изредка задавая ему вопросы. Когда они стали подниматься на мостик, старпом хотел было по привычке лихо удалить их с этого священного на всяком судне места. Но решительные, смелые глаза на твёрдых, обветренных лицах под кожаными шлемами-будённовками остановили его. И поглядывая то на внушительные маузеры в деревянных кобурах, то на ордена Красного Знамени, сверкавшие на гимнастёрках, расшитых поперёк груди стреловидными полосами синего — кавалерийского — сукна, старпом любезно пригласил: «Прошу, прошу…». Сейчас он словоохотливо рассказывал Букину о Камчатке и Чукотке, успевая в то же время всматриваться вперёд, взглядывать на большую морскую карту с проложенным на ней курсом «Индигирки» и отдавать время от времени неторопливые команды штурвальному.
— Прошли мыс земли Гека, — кивнул он в сторону удалявшегося мыса, ставшего белым от усевшихся на нём чаек. — Скоро будем на месте. Во-он у тех парижских башен… Под ними стоит и ваш пост Ново-Мариинский. Сейчас «Индигирка» идёт уже не в море, а в Анадырском лимане. Видите: и качки нет, и вода становится мутно-жёлтой, речной. Здесь, у Гека, мы бы вас и выгрузили, если бы на посту были белые. Ну, а теперь прямо на пост покатим.
— А как ты думаешь, командир? — обратился Букин к Воронцову. — Хотя и есть сообщение, что местные партизаны ликвидировали белых и они разбежались кто куда, но не лучше ли нам быть поосторожнее?