В Париже они были в семь утра. Кондуктор уныло слонялся по вагону, громко сетуя на пропажу своей формы. Исчезновения одного из пассажиров он еще не обнаружил.
Поезд подтянулся к станции, и началась захватывающая дух гонка. Девушка с Робертсом брали такси, кружили в нем по Парижу, потом неожиданно оставляли его, заскакивали в какой-нибудь отель или ресторан через один вход, тут же выбегали через другой, и все повторялось снова. Наконец девушка облегченно вздохнула.
— Теперь я уверена, что мы оторвались, — заявила она. Они позавтракали и отправились в аэропорт. Через три часа они уже были в Кройдоне Робертс впервые в жизни летел самолетом.
В Кройдоне их встречал высокий пожилой джентльмен, отдаленно напоминавший наставника мистера Робертса в Женеве. Девушку он приветствовал с особым почтением.
— Машина ждет вас, мадам, — произнес он с поклоном.
— Джентльмен едет с нами, Поль, — бросила ему девушка и, повернувшись к Робертсу, пояснила:
— Граф Павел Стефаньев.
Машиной оказался необъятный лимузин, менее чем за час доставивший их в огромное загородное поместье. Мистера Робертса провели в величественный особняк и проводили в комнату, служившую, видимо, кабинетом. Произошла передача драгоценных чулок. Потом его ненадолго оставили одного. Вскоре к нему присоединился граф Стефаньев.
— Мистер Робертс, — сказал он, — мы бесконечно вам признательны. Вы показали себя храбрым и изобретательным человеком.
Он достал маленький красный сафьяновый футляр.
— Позвольте мне вручить вам почетный орден Святого Станислава десятой степени.
Точно во сне, Робертс открыл футляр и уставился на переливающийся драгоценными камнями орден.
— Перед тем как вы нас покинете, — продолжал граф, — великая герцогиня Ольга желает лично выразить вам свою благодарность.
Он провел Робертса в огромную гостиную. Там, в шелках и бархате, невероятно прекрасная и величественная, стояла его недавняя спутница.
Повинуясь властному мановению ее руки, граф поспешно удалился.
— Я обязана вам жизнью, мистер Робертс, — сказала великая герцогиня.
Она протянула руку, и Робертс почтительно поцеловал ее. Внезапно герцогиня порывисто шагнула к нему.
— Вы храбрый человек, — проговорила она. Их губы слились в поцелуе. На мгновение стройный стан оказался в объятиях Робертса, на него повеяло восточными благовониями, и он забыл обо всем.
— Машина отвезет вас, куда вы пожелаете, — пробудил его от грез чей-то голос.
Через час, отвезя Робертса домой, машина вернулась за великой герцогиней Ольгой. Вместе с ней в машину уселся и седовласый граф, совершенно упарившийся в бороде и теперь с облегчением ее снявший. Герцогиня вышла в Стритхеме. Она зашла в какой-то дом, открыла дверь квартиры, и пожилая женщина, оторвавшись от ужина, радостно воскликнула:
— Мэгги, милая, ну наконец-то!
В экспрессе «Женева — Париж» девушка была великой герцогиней Ольгой, в офисе мистера Паркера Пайна Мадлен де Сара, но у себя дома, в Стритхеме, она была просто Мэгги Сайерс, четвертой дочерью самых обыкновенных родителей.
Как все-таки измельчали великие мира сего!
Мистер Паркер Пайн обедал со своим другом мистером Боннингтоном.
— Мои поздравления, — заявил тот. — Твой человек блестяще выполнил задание. Представляю, как рвет и мечет Тормали при мысли, что чертежи пулемета достались Лиге. Ты объяснил ему, что он везет?
— Нет. Решил, что лучше немного… э-э… приукрасить.
— Очень уместная предосторожность.
— Не то чтобы предосторожность. Просто я хотел, чтобы он получил удовольствие от поездки. Боюсь, пулемет его бы разочаровал. Пришлось придумать кое-что поинтересней.
— Пулемет? Разочаровал бы? — вытаращил глаза Боннингтон. — Да его убили бы за это не задумываясь!
— Конечно, — мягко подтвердил мистер Паркер Пайн. — Но это не входило в мои планы.
— Слушай, а много ты зарабатываешь на таких делах?
— На таких я теряю, — ответил мистер Паркер Пайн. — Но оно того стоит.
А тем временем в Париже трое озлобленных джентльменов вовсю грызлись друг с другом.
— Чертов Хупер! — говорил один. — Он нас подставил.
— Чертежи вез кто-то не из их ведомства, — заявил второй. — Я точно знаю, что их отправили в среду. Так что это ты провалил все дело.
— Черта с два! — угрюмо огрызнулся третий. — В поезде вообще не было англичан. Только какой-то коротышка-клерк. Уж он-то точно понятия не имел ни о Питерфилде, ни о пулемете. Я его прощупал. Точно тебе говорю: Питерфилд и пулемет для него пустой звук.