Выбрать главу

– Куда прёшься? – почти у самых дверей преградил ему путь здоровенный лысый детина. Но наш герой не растерялся и тут. Притянув к себе хрупкую спутницу, он прижал девушку к груди и смело глянул преграде в небритую физиономию. Лысый выжидающе уставился прямо в глаза Ярославу, и в зрачках его плясал праведный гнев. Парень вдруг передумал хамить и, собрав в кулак всё своё мужество, насколько сумел, спокойно произнёс, указывая взглядом на девушку.

– Брат, помоги, а? Затопчут же… – вся злость мужика сползла невесомой луковой шелухой, как только взгляд его упал на испуганную девицу, потом на помятого солдатика, затем на разношерстную гудящую толпу и снова на парня.

– Твоя, что ли? – махнул он на рыжую. Ярослав лишь дёрнул плечом, не сводя глаз с лысого. Тот, набрав в лёгкие побольше воздуха, развёл в стороны огромные ручищи и громким басом заорал.

– А ну, посторонись, дай пройти, на выход! – и как таран двинулся напролом. Люди с криками шарахались от двухметрового верзилы, непроизвольно уступая путь и ему, и пристроившейся к широкой спине паре.

– Станция «Парк культуры», – раздался голос из микрофона, и двери вагона с шелестом раздвинулись. Первым на перрон выпрыгнул Ярослав, затем он подхватил почти выпавшую в его руки девушку и благодарно кивнул лысому. Тот ехидно ухмыльнулся, махнув на рыжую, и на прощанье показал всем известный универсальный жест одобрения – выставленный кверху большой палец. Ярослав улыбнулся и, даже не раздумывая, кивнул в ответ.

Глава 2

Опустив спутницу на пол, парень шумно выдохнул. Вот уж год, как он не бывал на этой станции. Всё казалось таким знакомым и в то же время чужим и далёким. Именно на этой станции частенько гуляли они с Вероникой… Прогоняя от себя непослушные воспоминания, парень тряхнул головой и осмотрелся.

Небольшая аккуратная станция представляла собой великолепный образец эстетической ценности. Выложенный гранитными плитами пол походил на вычурный серо-чёрный ковёр, сияющий в свете причудливых шестигранных люстр. Высокий светлый свод декорирован розетками белоснежной лепнины и щедро увит резными шнурами с кельтскими узорами. Пилоны украшены мраморными барельефами работы Рабиновича, изображающими досуг советской молодёжи. Облицованы же пилоны долговечным серым мрамором. Ностальгия безжалостно кольнула иглой, на глаза навернулись слёзы. Словно бы и не было этого года: всё тот же чёрный мрамор путевых стен, малахит мраморных четырёхламповых торшеров, яркие люстры и до боли знакомые деревянные лавочки. К одной из них и повёл Ярослав свою притихшую спутницу. Девушка жалобно всхлипывала.

– Эй, – усадив рыжую, парень устроился рядом и повернулся к девице лицом. – Ну ты чего? Всё ж хорошо уже, мы наконец-то вырвались на свободу, – усмехнулся юноша, стараясь расшевелить девчонку. Та подняла мокрое лицо в обрамлении прилипших к щекам рыжих прядей и вымученно улыбнулась.

– Спасибо, Ярослав. Если бы не ты… – и она снова всхлипнула.

– Ну, что ты, – сконфузился тот. – Перестань разводить сырость. Мы ж ещё под землёй. Давай я тебя провожу. Ты где живёшь?

– Спасибо, но нет, не надо.

– Почему, мне ж не сложно?

– Ну, конечно, ты вообще не сюда ехал. Прости, что пришлось со мной выйти.

– Да брось, я очень рад, что с тобой вышел. – улыбнулся юноша, убирая с лица девушки прилипшую прядь. Этот жест оказался настолько интимным, что оба смутились и потупились.

– Я Таня, – прошептала девушка, не поднимая глаз.

– А я Ярослав, – пробормотал парень, забыв, что уже представлялся. Тут же спохватился и вскинул голову, Татьяна тоже осмелилась поднять взгляд, и глаза их снова встретились. Буря чувств закружила обоих. Взяв в руки трепетные хрупкие ладошки, Ярослав нежно сжал их, не смея отвести взгляд от глубоких зелёных озёр, наполненных солёной влагой.

– Ты почему плачешь? – вырвалось у него. Девушка вздрогнула и попыталась отнять ладошки, но парень их удержал, выжидающе глядя ей прямо в глаза. Буря чувств клокотала в душе. Кто мог обидеть хрупкую птичку? Хотелось встать на защиту, не разбираясь, дать в морду виновному и укрыть девочку в своих крепких объятиях, оградить от всех печалей и невзгод. Стать для неё несгибаемой каменной стеной и верной уютной жилеткой. Ярослав поразился, как в одночасье он позабыл свою Веронику, её виноватый бегающий взгляд, сбивчивые оправдания, мол, прости, не дождалась, не смогла. Свои обманутые надежды в солдатских казармах и гнетущую пустоту в одинокой душе. Всё это, давившее мёртвым грузом ещё час назад, теперь было безжалостно сдвинуто на задворки вновь расцветающей юной души. Утопая в зелёных озерах, он будто бы рождался заново, обретая надежду. Расправляя белоснежные, ещё робкие крылья, в груди трепетно замирало сердечко.

полную версию книги