Наконец послышался такой же металлический звук, означающий, по-видимому, конец оплаченной услуги. Чавканье прекратилось, со звуком "чпок!" воронка оторвалась от тела.
Девица выпустила её из рук, залепила липучку, подняла передок джинсов и причмокнула присоски, потом сняла со шланга и, брезгливо держа двумя пальчиками, ушла из поля зрения. Понятно куда — к раковине у той стены, полоскать. Нет, ну как же такое возможно, а?
Ева зажалась до дрожи. Псевдопамять тут же подсунула ещё один кадр: донельзя растерянное, непонимающее лицо, немо кричащее, что делать нечего, жизни дальше нет. Это когда девочка почуяла влажное в трусиках. На самом-то деле всё обошлось, звонок скоро зазвенел и избавил от мучений, но Лилька-то думала, что всё, конец! И как бы в подтверждение впечатления что-то глухо торкнулось из живота.
— Ну хоть джинсы снимите мне! — почти заплакала жертва, еле отбив накат. — Клянусь, что буду терпеть честно, только одежду не мочите, а!
В ответ раздавались тихие смешки, негодяйки знали, что делали, — любая девушка скорее лопнет, чем по своей воле обмочится. Собственно, они и ждали, что кто-то из двоих лопнет. Тогда наша героиня попыталась дотянуться до пряжки ремня зубами, согнувшись в пояснице, но не хватило гибкости, а ремень так нажал на мочевой пузырь, что пришлось быстро выпрямиться и сжаться изо всех сил, аж передёрнуло. Зрительши захихикали, зашептались.
Самое страшное, что дверь в туалет исправно хлопала, люди входили, завидно журчали и выходили, не обращая никакого внимания на скованных. Кое-кто, возможно, присоединился к группке зрителей, вызвав лёгкий шёпот. Звать на помощь Ева боялась, помня угрозу.
Где-то в отдалении чирикали девчонки, прямо мУка их слушать. Хоть бы о чём-нибудь другом говорили, отвлекли бы. Так нет, о бельевом.
— Маленькая такая фитюлечка, — доносился голосок, — кажется, задницу заткнуть — и то провалится. И цвет какой-то… будто и вправду подтирались китайцы и смяли. Не хочется прикасаться. Как же Надька о надёжности говорила, непробиваемости. Чепуха какая-то.
А она берёт этот комочек в руки и начинает расправлять. Не торопясь, аккуратно и настойчиво. Тут такое дело, что спешка пагубна, а сила разрушительна. Пощипывает так пальчиками тихонько, и комочек на глазах расползается — ну, до размеров маленького носового платочка. Теперь уже можно взять толком в руки, найти прорези и в них пальцы торкать, осторожно расправляя. Цвет уже не тот, светлее и краше, а когда на теле — так вообще извиниться хочется, что за подтёрок приняла.
Надька суёт мне расправленные, но всё ещё махонькие трусики, теперь их "доводить" должно моё тело. Осторожно, не задеть чтоб ножными ногтями, протискивая ступни, вот щиколотки вошли уже, и делаю паузу. Понимаете, они и там хорошо сидят, ну, кромки. Будь это бахилы или тапочки купальные — сто процентов, что бегать можно, и не свалятся. Но мне-то надо повыше их приладить, а где выше — там и шире.
Начинаю медленно тянуть трусы вверх. Главное, Надька говорит, не тянуть на один верх, а то растянешь прежде времени, а то и порвёшь. Надо сами кромки мякотью пальцев подгонять ещё. И правда, перебираю так пальчиками, будто на баяне играю, и потихоньку продвигается "гуляй-город" по ногам.
Миновали коленки, на бёдрах пошла ширина. Потруднее натягивать, но туже "кольцо" ноги облегает ненамного. Их, конечно, вместе держу, чтоб поменьше распирать до времени. Кожа на ножках моих гладенькая, это помогает.
Ева заслушалась, мало уже замечала, что то и дело из-за спины лезли какие-то головы — взглянуть на многострадальный Евин живот, на грубую синюю ткань — суха ли она. Хорошо ещё, что дверку снаружи им не отпереть. Но вот ухо любопытствующей оказалось возле её губ, и бедная девушка внезапно шепнула: "Расстегни ремень, подруга!", но голова замоталась из стороны в сторону. И тут Ева, случайно или не сдержавшись, толкнула её плечом. Голова стукнулась о перегородку, раздался вскрик боли, потом шипенье: "Ах ты!" Из-за унитаза высунулась рука и резко нажала на распухший, выступающий уже выше и ниже ремня живот. Да нажала-то выше ремня, где обычно больно не было. Но не в этот раз! Пронзила острая боль, свет показался Еве с овчинку, на секунду померкло в глазах. Она быстро села на сомнительной чистоты унитаз, свела ноги и напряглась. Чуть-чуть мокрого успело проскользнуть в уретру, но страх позора пересилил физиологию — девушка, до крови закусив губу и скрестив ноги, напрягла все мышцы (аж передёрнуло!) и выдюжила. Капелька не считается, капельку впитали трусики. Чуть отойдя, со слезами на глазах попросила:
— Не надо больше, а! Не буду рыпаться, обещаю… Только расстегните нам обеим ремни, а! Чтоб на равных, по-честному.
И вот снова сзади тянутся девичьи руки, расстёгивают ремень (уй-уй, не дёргай так, подруга!) и… снова застёгивают его, на дырочку или две свободнее. Чтобы мученица не смогла стянуть, хотя бы до колен, джинсы, наступая одной ногой на брючину другой. А молния — она уже разошлась, молния, развёл её мигом вываливающийся из живота друг мой-враг мой, вздохнув чуть-чуть посвободнее.
Спасибо и на том. Ева судорожно вздохнула, ужаснувшись виду живота ниже ремня, и снова сосредоточилась на сжатии сфинктера. Она ёрзала на унитазе, скрестив ноги чуть не до прямого угла между ними и напрягая бёдра, сгибаясь в пояснице, пытаясь найти удобное положение. Судя по дёрганью рук, её соперница делала то же самое. Хихикают, чертовки! Хоть бы ещё на дырочку ослабили… Ну как я со скрещенными ногами джинсы стяну?
А у окна продолжалось посвящение в тонкости надевания китайских трусиков:
— Добираюсь наконец до нижнего мыса тела, упирается он в материю. Начинаю теперь расправлять бывшее до того толстым кольцом трусы, наворачивать их на живот. Такое хорошее ощущение тонкой, но очень упругой, эластичной материи. При растяжении, конечно, сдавливать сильнее должно, но ведь материя тоньшеет, так что баш на баш, и очень выходит здоровско. Не стиснет меня недуром, вот что. А когда кромки вошли в паховые складки, так хорошо стало! Будто тут и были. Слабое, но такое, знаешь, вселяющее чувство защищённости давление. Чувство даже запаянности какой-то.
Кстати, подковырнуть там канты очень трудно, скорее кожу себе поцарапаешь. На ягодицах полегче, конечно, но и там, они, в общем, прижимают мышцы, следуют за их игрой, не отстают.
Веду материю по животу и попе, а вместе с ней и ощущение ламинирования. Очень уж плотно ложится слой на кожу, не как обычная одежда, и очень быстро кожа к этому привыкает. Не удержалась, поёкала животиком, поиграла там мускулками — нет, не морщит, не отстаёт, повторяет рельеф и спокойный, и бушующий.
Переваливаю через самое широкое место таза, немножко приглаживаю — по привычке, хотя и так хорошо. Дальше идёт лучше, сужается ведь тело. Не спеши только, дай ложиться ровно. Чуток натягиваю, подтягивая, вот и талия наконец охвачена. Где сужается, там материя менее тонкая, и это компенсирует ослабление сжатия. Живот и попа сжаты равномерно. Впрочем, это не то слово. Облегаются классно, вот что. Сжатие, может, и чуялось раньше, а сейчас кожа другая с материей и ничего такого.