— Вы мерзавец, но мне придется согласиться, — Элен тряхнула головой.
— Итак, перед Аллахом и перед лицом смерти, объявляю вас, Элен и Жанна, своими женами, обязуюсь кормить, защищать и заботиться о вас и ваших детях. Я все сказал.
Элен неопределенно хмыкнула, она уже пришла в себя и старалась обеспечить себе главенствующую роль. Я остро взглянул на нее и заявил:
— Женщина, ты уже дважды оскорбила меня, первый раз назвав меня мерзавцем, второй раз посмеявшись над моей клятвой Аллаху. Тебе придется расплатиться.
— Как, ты меня выстегаешь, муж? — она устало улыбнулась. — Или убьешь?
— И это тоже возможно, но сперва я привяжу тебя и займусь на твоих глазах твоей сестрой, как вы франки говорите, надругаюсь над ней.
— Нет, ты шутишь!
— Ты уже видела, как мне легко убить человека, и я не христианин, мне нет дела до ваших предрассудков.
— Элен, он это сделает, не надо, не возражай ему!
— Зачем, мусульманин, ты мучаешь нас? — Элен гордо смотрела мне в глаза.
— У нас женщина не смеет быть гордой рядом со своим мужем, и я не мучаю тебя, я учу.
Я подошел к ней и произнес:
— Клянусь Аллахом, если ты сейчас же не разденешься и не отдашься мне на это самом месте, то я выполню все то, что я сказал! Причем, ты как жена моя, выполнишь все мои пожелания и прихоти.
Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
— Я вижу, ты сделаешь это… Но как? Здесь, при моей сестре? Нет, это невозможно!
— Что возможно или невозможно, решаю здесь только я. Вы мои жены, непокорных жен я наказываю. Я жду, раздевайся!
— Потушите хотя бы свечи…
— Зачем я буду лишать себя удовольствия? Быстрее!
Негнущимися пальцами она начала рвать свои завязки, не переставая глядеть мне в глаза.
Кофточка, штопанное белье, которого она застеснялась больше, чем наступающей наготы, показались руки, светлые в полутемной комнате, нижняя юбка…
— Нет, я не могу…
— Подумай, на одной чаше весов лежит твоя неспособность снять юбку перед мужчиной, а на другой — мучения твоей сестры.
— Не учи меня!
Она решительно скинула юбку и неверными руками ухватилась за лиф. Собравшись с духом, она сорвала его и обнажила большие груди. Стараясь как-то прикрыть их, она повернулась ко мне боком и начала снимать последнее.
— Вот и все, — сквозь трясущиеся губы тихо произнесла она.
Она стояла полубоком ко мне, уже раздетая, изо всех сил сжимая ноги, наполовину прикрывая, наполовину поддерживая свои полные молочно-белые груди. Глаза ее, еще гордые и полные ненависти ко мне, уже чуть-чуть налились слезами, шея и верхняя часть груди пошли багровыми пятнами.
Я подошел к ней и с грубой прямотой взялся рукой за ее низ, прямо глядя ей в глаза, начал мять и лезть пальцами в промежность. «НЕ-ЕТ…» — со стоном вырвалось у нее, я убрал руку, и что-то наподобие благодарности промелькнуло у нее в глазах. Медленно-медленно я зашел к ней за спину, как бы случайно задевая пальцами ее полные бедра. Зад у нее был широкий, но для девицы ее возраста выглядел он просто прекрасно. Я положил ладонь на скат ее спины, туда, где она переходила в зад, она задрожала и, не поворачивая ко мне голову, глубоко вздохнула и нервно переступила, как породистая лошадь. Я быстро скинул с себя все и начал осторожно прижиматься к ней. Ее била крупная дрожь, дыхание стало прерывистым, и она, подняв подбородок, стремилась как бы улететь от позора.
Я обнял ее сзади и начал целовать шею, которая после каждого поцелуя покрывалась красными пятнами, обхватил ее руками и начал бороться с ней за право на грудь.
— НЕТ, НЕТ… — но мои руки уже полностью овладели ее грудями, пальцы ласкали соски, то раздвигая груди, то собирая их в один кулак. Там было чем поиграть!
— О-о-ох… — ноги ее подкосились, и мне пришлось поддержать ее. С силой всунув колено между ее ног, я почти посадил ее. Голова Элен запрокинулась, и она попыталась вырваться, но после того, как я ее сильно сдавил, попытка прекратилась.
— Отпустите меня сударь, сжальтесь… — но я начал по очереди целовать ее ушки, покусывая и пуская слюну в ушные раковины и натирая ее на своей ноге.
— Иди к стене, — внезапно жестко приказал ей я, но она или не поняла меня, или снова решила проявить непокорность. Тогда я сильно пихнул ее по направлению к стене. Пробежав по инерции несколько шагов и стараясь даже сейчас не разжимать колен и не выпускать грудей, она вжалась в стену и повернула голову ко мне.
На ее лице появился внезапный испуг, только сейчас она увидела меня обнаженным. Зрачки ее стали расширяться, конечно, ее поразил вид моего дергающегося члена. В ее культуре было естественным не видеть таких вещей. Так, даже замужние женщины из высших и средних слоев в большинстве своем только ощущали, не присматриваясь. Что и говорить о девице, прожившей всю свою жизнь в строгой религиозной семье пастора!