– А ты как думаешь? – охнула она, почти кончив. Все ее тело звенело ощущениями.
– Готова, усердна, способна, насколько я вижу.
Он зарылся лицом в ее волосы и поцеловал, почти нежно.
– Ты необыкновенная женщина, Бетти.
И тут она осталась пустой, дрожащей, в ожидании… но ненадолго. Его пенис, жаркий и настойчивый, нашел вход. Подталкивая, втискиваясь, врезаясь, он резко подался вперед и сильно сжал ее бедра.
Лиззи на миг задохнулась от неожиданности. Толчок швырнул ее вперед, щека ударилась о матрац, сердце ликовало от его откровенно-примитивной силы.
Она не столько увидела, столько поняла, что он оперся о кровать одной рукой, тогда как пальцы другой впились в ее тело, удерживая Лиззи на месте. Его выпады были такими мощными, что ей пришлось схватиться за простыню, чтобы не соскользнуть.
– Черт… да!
На этот раз его голос был свирепым, яростным, непохожим на обычный. Куда подевался игривый, веселый тон? Сейчас он рычал, как дикий зверь, хищный альфа-самец. И трахался, как животное, не щадя ее.
– Боже, ты такая тесная… такая тесная! – удивленно повторял он.
Продолжая выгибаться и вилять бедрами, словно объезжая матрац, как объезжал Джон ее саму, Лиззи кое-что поняла. Конечно, он понятия не имел, что выбрал дорогу, которой до него шли немногие. Да, у нее был секс и любовники тоже. И она безмерно наслаждалась постельными играми. Но любовников за все эти годы было не так уж много.
Меньше, чем у многих ее подруг, и в сотни раз меньше, чем у опытной проститутки.
Но и эти мысли вылетели из головы. Кто бы подумал, что ее возьмут так властно? Как мог мужчина немалых, но вполне обычных пропорций войти в нее подобно гигантскому природному катаклизму, задевая нервные окончания, о существовании которых она раньше не подозревала, гладить невероятно чувствительные места и заставлять ее охать и выть, да, именно выть!
Наслаждение распускалось, расцветало в ней красным и раскаленно-белым жаром, охватывая ее «киску», живот, заставляя клитор петь от восторга. Голова упиралась в покрывало, рот был широко раскрыт. Господи милостивый, да она истекает слюной! Бедра дергались, словно в попытке врезаться в Джона Смита, точно так же, как он вбивался в нее.
– Да… хорошо… оооо!
Его голос снова сорвался. С прекрасных губ полились грязные бессмысленные ругательства. Он продолжал драть ее, грубо, безжалостно, и мерзкие, пачкающие слова звучали священной молитвой.
– Да, о, боже, теперь ласкай себя, роскошная шлюха! Потри свой клитор, пока я тебя трахаю. Я хочу, чтобы ты кончила одновременно со мной, хочу, чувствовать, как твоя «киска», стискивает моего молодчика!
Но она почти не нуждалась в понуканиях: слова были лишь отзвуком реальности. Ее плоть, сжимавшая его, превратилась в цепкие, яростные клещи. Пик наслаждения был таким высоким и острым, что перед глазами Лиззи замелькали белые вспышки, словно она теряла сознание прямо под ним, хоть при этом и ласкала себя.
Почти без чувств Лиззи обмякла, но тут комнату почти расколол вопль, пронзительный, прерывистый, закончившийся чем-то вроде всхлипа, когда бедра Джона дернулись, подобно древнему пневматическому устройству из металла и плоти, изливая сперму в тонкий латексный чехол.
Он упал на нее, но она уже почти ничего не ощущала. Ураган, пронесшийся по комнате, неожиданно стих. Ее любовник Джон и его «джон» лежали на ней и в ней. Оба не казались ей тяжелыми. Правда, его вес казался реальным в этом состоянии полусна. Минуты через две-три он выпрямился и встал. Кончики пальцев нежно скользнули по ее боку.
– Прости, что назвал тебя шлюхой, и за все остальное. Наверное, при такой работе ты слышала вещи и похуже, но все же… ты же знаешь мужчин, мы мелем всякий грязный вздор, когда кончаем. Ты ведь не сердишься?
– Нет, совсем нет. Мне даже нравится.
Она перекатилась на бок, потом на спину и увидела, как он завязывает презерватив и швыряет в корзинку для мусора. Его «петушок», естественно, опустился, но все же сохранял некое величие, даже когда он заправил его в трусы и застегнул ширинку.
– Боже, ты такая роскошная!
Глаза его сверкнули, словно его дух, в отличие от плоти, еще не насытился.
– Я бы хотел снова поиметь тебя, но думаю, что был порядочной свиньей, hors de combat[2].
«Ты так непонятно выражаешься, Джон Смит, но мне нравится. И ты нравишься».
– Возможно, мы сделаем это еще раз? Когда ты отдохнешь?
Она глянула на вторую стопку банкнот. Похоже, там немалая сумма.
– Не уверена, что отработала все деньги.