Она вынула из кармана своего пальто немного мелочи, которую дал ей на сдачу водитель такси.
— Здесь тридцать восемь пенсов, — сказала Софи, протягивая ему деньги. И встревожилась, когда бродяга подпрыгнул при этих словах, что не могло быть хорошим признаком. — Пожалуйста, уходите, мой муж — полицейский. И он с минуты на минуту будет дома.
Бродяга оглядел ее с ног до головы с нескрываемым изумлением.
— Черт, — сказал он, тихо рассмеявшись. — Я аж подпрыгнул. Но все равно, слава богу — вы пришли. Я уже замерзаю.
— Послушайте, — сказала она, думая про себя: он действительно желтолицый или это просто свет уличного фонаря? — Я понимаю, что психам живется нелегко и все такое…
Бродяга резко встал, отчего Софи попятилась и тут же потеряла равновесие. Левая рука мужчины обняла ее за талию и удержала, после чего он отстранился на приличное расстояние. Она изо всех сил щурилась на бездомного в свете уличного фонаря.
— О, — тупо вымолвила она. — Это вы. Здравствуйте, Луис.
Он выглядел старше, чем остался в воспоминаниях Софи, — из-за бороды и, конечно, из-за того, что теперь он действительно старше, на целых шесть лет, как и сама Софи.
— Ваша мама не захотела меня впустить, — дружелюбно сказал Луис, пока они стояли в общей прихожей. — Сказала, что вы убьете ее, если она это сделает, и что лучше мне придти и поговорить с вами завтра. Но я уже и так столько ждал, что не мог ждать еще и до завтра… Здесь хотя бы тепло. Снаружи лютый холод. — И он снова смерил Софи взглядом, на этот раз — при электрическом освещении.
Софи моргала в ярко освещенной прихожей. Свет в этой общей прихожей бывшего особняка горел только пять минут. Через две-три минуты лампочка начинала меркнуть, и Софи рассчитывала, что, когда она загорится вновь, Луиса уже не будет.
Теперь она отчетливо увидела, что вовсе он не похож на бродягу, а всего лишь — на уставшего с дороги неопрятного путешественника. На нем было что-то вроде красной парки из лоскутов поверх толстого джемпера и одна из так называемых «менингиток» — которую он снял секунду назад — надетая поверх длинных густых черных волос. И борода оказалась вовсе не такой кустистой, как сперва померещилось Софи: по меньшей мере, третью этой бороды оказалась бахрома его черного шарфа, в который он зарылся подбородком, чтобы согреться.
— Я уже не думала, что вы приедете, — сказала Софи, кинув взгляд в сторону лестницы, ведущей к двери ее квартиры, и внезапно пожалев, что она сейчас не находится по ту сторону этой двери. — Вы же сказали, что вылетаете немедленно, а это было неделю назад.
Просто нереально, что она сейчас стоит и разговаривает с Луисом. Она уже почти разуверилась в том, что он вообще существует, и теперь, когда он действительно приехал, даже не знала, что сказать. Она совершенно не подготовилась, что было ей крайне не свойственно. И потом, ее раздражало, что он ведет себя так непринужденно. Софи размотала собственный розовый расшитый бисером шарф и сняла пальто из искусственного меха. Ей вдруг стало очень жарко.
— Ух ты, — сказал Луис и прибавил, заметив выражение ее лица: — Я про платье, оно очень красивое. Я люблю розовый цвет.
Софи приподняла одну бровь, удовлетворенная тем, что Луис наконец-то почувствовал неловкость от необычности данной ситуации.
— Что теперь? — спросила она, отбросив волосы с плеч высокомерным жестом, который постоянно передразнивала Кэрри.
— Ну, — сказал Луис, проявляя огромный интерес к карнизу. — Может… перейдем сразу к делу? — Он похлопал в ладоши и потер их, как злодей из старого немого кино. — Слушайте, мне правда очень жаль, что я не вылетел раньше, но я не мог подвести школу. Мне нужно было кое-что уладить. Достать денег на билет. По счастью, большую их часть мне удалось скопить. Я помню, что бросил телефонную трубку, это было глупо и некрасиво. По-моему, я вообще ничего тогда не соображал, если вы понимаете, о чем я. — Софи решила про себя, что понимает. — В любом случае, мне очень жаль, что я так поступил и так долго сюда добирался. Поверьте, я пережил настоящий кошмар, пока прилетел сюда. — Если Луис ожидал от Софи какого-либо сочувствия, то он жестоко ошибался. — Ну, как я уже сказал, я не мог просто взять и подвести людей, — закончил он.
— Вот как? — услышала себя Софи. В ее голосе звенел лед. — А я почему-то думала, что это — одно из ваших качеств.
Открытая дружелюбная улыбка Луиса тут же угасла.
— Слушайте, я же приехал, — сказал он, закусив губу, — и я хочу увидеть своих девочек. Своих дочерей. Я проделал долгий путь и всю дорогу думал только о той секунде, когда увижу их. Пожалуйста, позвольте мне увидеть их.
Софи рассматривала Луиса, стоя в небрежной позе в своей прихожей. Он, судя по всему, чувствовал себя абсолютно непринужденно. Совершенно непохож на человека, у которого недавно скончалась бывшая жена, а брошенные им дети остались сиротами. Софи была совершенно не готова к такому внезапному появлению. Она рассчитывала, что, когда он появится, будет нервничать, выражать сожаления и скорбь с виноватым видом. Ничего такого она не заметила, и это ее взбесило.
— Девочки спят, — резко сказала она, взойдя на нижнюю ступеньку, так что почти сравнялась с ним ростом. — Вы же понимаете, что не можете прямо сейчас свалиться на них как снег на голову и разбудить: «Привет, девочки, папа вернулся!», после целых трех лет! — Софи подыскивала слова, чтобы хоть как-то унизить его почти безупречное самообладание. — И потом, Иззи вообще не знает, кто вы такой, — резко добавила она. — А Белла вообще не желает вас видеть.
На лице Луиса не шелохнулся ни один мускул, и он не отвел взгляда.
— Послушайте, — сказал он как можно сдержанней. — Это вы меня нашли. И я думал, что вы будете рады моему приезду. Это — мои дети. И если я захочу, поднимусь по этой лестнице и заберу их с собой прямо сейчас.
Софи поднялась еще на одну ступеньку. Она знала, что он прав: это она нашла его и действительно должна быть рада его приезду, но ей все-таки не хотелось, чтобы закипающая в ней ярость вылезла наружу в виде полыхающих щек. Она не понимала, почему его приезд вызвал у нее такую реакцию, но ей казалось, что хоть кто-то должен разозлиться на Луиса Грегори за то, что он бросил семью, и, раз уж поблизости больше никого нет, то почему бы ей не взять это на себя.
— Вообще-то — нет, вы не можете забрать детей, — сказала она, поднявшись еще на одну ступеньку. — И я смогу вас остановить. Мне предоставили распоряжение о проживании, и по закону я — их официальный опекун. Вы сможете забрать их только через суд. — Софи немножко приврала, решив сыграть на том, что Луис также плохо разбирается в юрисдикции, как и она сама.
— Но я — их отец! — Вид у Луиса был такой удрученный, что Софи поняла, что не такой уж он дерзкий и самоуверенный, каким показался ей на первый взгляд. Она затаила дыхание, чтобы говорить как можно ровнее. Она хочет от Луиса чего-то большего. Хочет, чтобы он выказал хоть какую-то долю сожаления о совершенном преступлении. Но ей не хотелось запугать его совсем: а вдруг он не вернется! Она не может пойти на такой риск. Нужно притушить собственные эмоции и вспомнить про девочек.
— Луис, — сказала она, — давайте поступим так. Вы сейчас уйдете и где-нибудь переночуете. А утром возвращайтесь, только приведите себя в порядок, а то вы похожи на беглого каторжника. — Софи дошла до верхней площадки и посмотрела на него оттуда. — Я скажу девочкам, что вы придете утром. Тогда и начнем, о’кей?
Луис стоял совершенно неподвижно, не отрывая от Софи взгляда, потом пожал плечами.
— У меня ведь нет выбора, не так ли? — спросил он, направляясь к выходу. — Я приду утром.
И как раз в этот момент лампочка погасла. Софи стояла в темноте, затаив дыхание. Но когда лампочка загорелась снова, она увидела, что Луис все еще стоит у двери. Софи смотрела, как он снимает щеколду и застегивает свою парку.
— Да, кстати, — сказала она, — девочки поживают неплохо, учитывая, что они потеряли мать. Спасибо, что полюбопытствовали.
Лицо Луиса вспыхнуло от гнева, и он стукнул парадной дверью.
Софи сделала глубокий вдох, обнаружив, что ее трясет. Все то время, что она дожидалась приезда Луиса, она и помыслить не могла, что ее организм как-то на это отреагирует. Тело под тонкой тканью платья уже пошло ярко-красными пятнами, в ушах гудела кровь. Она понимала, что тон, каким она сейчас с ним разговаривала, все равно ничего не решит. Но с того момента, как он вошел в прихожую, заполонив ее всей своей объемной фигурой, он как будто зажег в ней искру. Она не могла просто взять и облегчить ему приезд домой. Но ей придется терпеть его ради Кэрри и ее детей.