Ковальский кончил отряхиваться, еще раз вытер руки платком и выжидательно посмотрел на Грекова.
– Двинулись, – сказал Греков. Ковальский кивнул, и они зашагали вниз по склону холма к темнеющей вдали роще.
Альвион, думал Греков. Какая прекрасная планета! Сколько моих роботов побывало здесь и вернулось? Не помню точно, но наверняка больше десяти. И на всех пленках одно и то же. Теплый чудесный мир. Ни одного хищника. И действительность ничем не отличается от пленок. А ведь находятся еще люди, утверждающие, что робот как исследователь не может заменить человека. Еще как может. Нужно только снабдить его полноценной программой, и он будет вам выдавать полноценную информацию. Иначе зачем было вообще изобретать робота?
До рощи, которая была целью их перехода, осталось каких-нибудь двести метров, и трава здесь была гуще, чем на вершине холма. Да и воздух, которым они дышали, был здесь густой, насыщенный ароматами.
– Нам повезло, что строители Туннеля были похожи на нас, – сказал Греков.
– Что вы имеете в виду?
– Все планеты, соединенные Туннелем, имеют кислородные атмосферы, – сказал Греков. – Все они пригодны для жизни человека. Кстати, и этот вывод содержится в документе, о котором мы говорили.
Некоторое время они передвигались молча, пока не достигли опушки. Деревья в роще стояли плотно, поровну разделяя между собой свет и тепло своего солнца. Здесь преобладали стройные белоствольные деревья с тонкими ветвями и изящно изрезанными листьями, напоминавшие чем-то земные березы. Плотные толстые стволы других служили основанием сплошной, непроницаемой для глаза массы мелкой листвы.
– Эти деревья тоже приносят съедобные плоды, – сказал Греков, чувствуя себя гидом. – Правда, к ним нелегко добраться, да это и не нужно. Самые вкусные фрукты растут на дереве с желтой корой. Мои роботы всегда приносят мне это лакомство, если возвращаются. Не могу утверждать, что помногу, но вполне достаточно, чтобы распробовать.
Ковальский снял с себя куртку, аккуратно ее свернул и положил на траву.
– На десерт меня что-то не тянет. Сейчас я бы с удовольствием прилег. Может быть, сначала отдохнем, а потом уже двинемся грабить ваш райский сад?
Греков и сам чувствовал усталость. Это было странно, потому что за сегодня они прошли в общей сложности гораздо меньше, чем намечали утром, когда проснулись. Правда, последнюю сотню метров они шли по высокой густой траве, и у Грекова не раз возникало ощущение, что они идут не по лугу, а по зарослям ежевики.
Однако воспоминание о нежной мякоти плодов желтого дерева заставило Грекова забыть усталость.
– Я принесу на вашу долю, – пообещал он. – Отдыхайте.
Ковальский растянулся на траве, подложив под голову туго свернутую куртку. Несколько секунд Греков с легкой завистью смотрел, как он лежит на спине, прикрыв глаза и предусмотрительно скрестив руки на груди, и как ласковые травинки покачиваются над его лицом. Потом двинулся на поиски.
Ему не пришлось долго блуждать. Он наткнулся на желтое дерево сразу, не успев потерять из виду место, где лежал Ковальский. Оно стояло в стороне от других. Его листья были крупные, продолговатые, они трепетали от скрытых движений воздуха. Гладкие упругие ветви начинались у самой земли, и у основания ветвей, возле толстого желтого ствола, пламенели крупные ярко-красные плоды.
Большая белая птица вырвалась из травы из-под ног Грекова так внезапно, что он не успел испугаться. Он проводил ее взглядом, пока она не потеряла индивидуальность, став элементом стаи, беззвучно парящей невысоко над его головой.
Странная птица, подумал Греков. Что она здесь делала? Гнездо у нее здесь, что ли? Мои роботы ничего не рассказывали о гнездах здешних птиц.
Он пошарил глазами вокруг. У его ног в высокой густой траве белела груда костей.
Он огляделся. Перед ним лежала прохладная тень рощи, и грозди спелых плодов светились из глубины шелестящей кроны. За его спиной до самого горизонта простиралась волнистая равнина, а вверху было синее небо с белыми облаками. Кости с этим пейзажем как-то не гармонировали.
Вот тебе и Альвион, подумал Греков. Мои роботы никогда не рассказывали об этом. Трава, о которую можно порезаться. Птицы, взлетающие так внезапно, что рискуешь стать заикой. А теперь еще какие-то кости. Почему именно кости? И что делала птица возле костей?..
Он посмотрел вверх. Стая бесшумно кружила низко над его головой. Птицы не улетали. Они словно чего-то ждали.
Греков перевел взгляд на дерево с вкусными плодами, которые так часто приносили ему роботы. Аппетит у него пропал. Но плоды следовало сорвать. Теперь это просто работа, которую необходимо сделать.
Не сходи с ума, сказал он себе. Ты что, никогда не видел костей? Подумаешь, кости. Здесь летают громадные стаи птиц. Вряд ли они бессмертны. Должны же где-то лежать их останки. А ты боишься этих костей так, будто они твои собственные.
Греков приблизился к желтому дереву и раздвинул упругие ветви. Когда-то, еще на Гамме, он написал программу для роботов, чтобы они могли добывать «специальные образцы флоры». Теперь Греков сам действовал в соответствии со своей программой. Нет, не совсем – он прятал плоды за пазуху, а у роботов для этого был специальный контейнер. Наконец он решил, что собрал достаточно, и попятился от ствола дерева.
Он не смог сделать и одного шага. Его что-то держало, будто он зацепился, запутался в глубине кроны. Но ведь не за что было цепляться!..
Греков дернулся – безрезультатно. Казалось, все ветви дерева тянулись к нему, липли к его одежде, держали его в своих упругих объятиях. Несколько трепещущих листьев приблизилось к его лицу. Он ощутил на щеке и шее ласковые прикосновения. И тогда он рванулся по-настоящему.
Он боролся за свою жизнь, потеряв голову, обезумев от ужаса, рвал ветви и листья, судорожно цепляющиеся за его одежду, рвал одежду, запутавшуюся в ветвях, и неожиданно для себя самого очутился на траве.
Он встал, ничего не понимая, глядя перед собой. Ветви дерева спокойно возвращались к исходной позиции. Они медленно раздвигались, открывая доступ к спелым кроваво-красным плодам.