Девочка смотрит на меня большими как оливки глазами. Черт, как захотелось есть! Ну или хотя бы чашку кофе. Ладно, воды.
— Что ты так на меня смотришь? — спрашиваю девчонку. — Или ждешь, что я буду тебе помогать?
Она мотает головой, отчего косы летают из стороны в сторону. Вроде как она со стороны похитителей, и я должна ее ненавидеть. Но почему-то девочка вызывает симпатию.
— Как тебя зовут? — спрашиваю, когда надоедает сидеть на диване без дела.
— Мадина, — она выпрямляется и смотрит в глаза пытливым взглядом.
— А меня Марта.
— Я знаю. Я сестра Хамзата.
Сразу портится настроение. Еще бы ей не знать, раз ее брат меня украл! Ну хоть напомнила имя волосатого мужика…
Вопрос в том, насколько это мне поможет? Я прожила двадцать прекрасных лет, не подозревая, что Хамзата зовут Хамзат, и разве хоть раз почувствовала себя обделенной?
Пока размышляю, Мадина быстро управляется с мусором и уволакивает пакет. Не успеваю подумать, надолго она ушла или нет, как девушка показывается снова. Она ставит возле меня на столик поднос, и я с вожделением смотрю на поджаристые лепешки и сыр.
Боги, как же я проголодалась!
— Ничего не ешь, — слышу негромкий голос, — и не пей.
— Но… как? — шумно сглатываю слюну. — А воду?
Мадина отрицательно качает головой, и я с сожалением смотрю на поднос. Сожаление сменяется ужасом.
— Меня что, хотят отравить? — вскидываю на Мадину шокированный взгляд.
— Нет, конечно! — в ответ она смотрит почти обиженно. Затем бежит к двери, выглядывает на улицу и со спокойным видом поворачивается ко мне. — Если ты съешь что-то или выпьешь в этом доме, даже воду, значит, что ты согласна здесь остаться.
Вскакиваю и хватаюсь за поднос. Мадина загораживает собой дверь.
— Отойди! — требовательно заявляю.
— Не отойду! Поставь обратно.
— Не поставлю! Я хочу выбросить все на улицу!
— Чтобы снова все сбежались? Тогда пожалуйста, — Мадина отходит от двери, и демонстративно складывает на груди руки.
В расстроенных чувствах ставлю поднос обратно. Все еще проще, я умру от голода и обезвоживания, потому что это лучше, чем стать женой Хамзата.
— А ты правда училась в Европе? — спрашивает Мадина, и я отвлекаюсь от своих безрадостных мыслей.
— Да, — киваю, — правда. В Лозанне, это…
— Швейцария, — договаривает за меня девушка и вздыхает. — Я тоже хочу учиться.
— Есть проблемы? — спрашиваю осторожно.
Она смотрит на меня грустным взглядом и кивает.
— Есть. Брат не отпустит. У нас не такая семья как ваша.
— А что в нас такого? — не могу понять.
— Как что? — хмыкает Мадина. — Вы же Ильясовы!
— Я Ильясову неродная, — все еще не понимаю, к чему она клонит.
Мадина нетерпеливо передергивает плечами.
— У нас такого нет. Ты член семьи. Названная дочь.
— Ладно, — не вижу смысла спорить, — так у тебя вообще никаких шансов?
— Нет, — вздыхает девушка, — у нас не тот уровень. Если бы мы были богаче, меня бы учили, чтобы я была образованной. Тогда за меня больше дадут.
— Больше дадут? — морщусь, пытаясь сообразить. — Кто?
— Семья мужа, — Мадина, похоже теряет терпение от моей тупости, — вот как в тебя вложили. Ты теперь образованная, еще и за границей. За тебя бы очень много дали, если бы Хамзат тебя не украл! Вот и меня так украдут, — она грустно вздыхает, а меня будто ледяной водой обливает.
В голове полная каша. Если эта девочка говорит правду, все мои старания не имеют никакого смысла. Моя учеба — фарс, а дальнейшие планы вообще никого не интересуют.
Вскакиваю с дивана и начинаю кружить по комнате. Ладно, Азат, я ему никто, в то, что он строит в отношении меня коварные планы я еще могу поверить. Но мама! Неужели она тоже во всем этом участвует? Быть не может. Она так радовалась каждой моей победе!
— А ты правда девственница? — в глазах Мадины светится любопытство, и я едва удерживаюсь, чтобы не осадить девчонку. В конце концов, пока она моя единственная надежда.
— А почему тебя это так удивляет?
— Ты старая, — без тени смущения отвечает эта маленькая нахалка, — для ваших вообще нереально.
Несмотря на наглость, Мадина мне нравится. Она определенно прижилась бы в Европе.
— Тебе сколько лет? — спрашиваю.
— Пятнадцать.
— И ты считаешь, что девственности обязательно надо лишаться по паспорту?
— Нет, — пожимает она плечами, — но если к двадцати годам на тебя никто не позарился, то потом ты уже перестарок. Никто точно не позарится. Даже Хамзат бы не посмотрел.