– Он упал с лошади? – переспросил Джон, слегка скривив губы.
– Каждый время от времени падает, – напомнила ему Мэдди. – А этот человек упал потому, что лошадь поскользнулась на обледеневшей грязи, которую раскатали на склоне некоторые мальчики.
– Ох! – Джон и Генри обменялись виноватыми взглядами.
– Да уж, остается только охнуть, и теперь вам придется сбегать за доктором.
– Сейчас? – повеселел Джон.
– Да. Только сначала поешьте. Я сварила суп…
– Я уже поел, – сказал Джон.
– Я тоже. Сосиски с картофельным пюре! А на сладкое пудинг! – с ликующим видом сказал Генри.
– Миссис Матесон накормила нас настоящим обедом, Мэдди, – сказала Джейн извиняющимся тоном.
Она единственная из детей чувствовала, как относится Мэдди к благотворительности со стороны соседей. Эти добрые люди были и сами очень небогаты.
Но Мэдди не хотела обременять детей своими переживаниями.
– Сосиски, говорите? Это здорово! – сказала она.
Пусть это будет благотворительность. Мэдди знала также, что, будь она даже богатой, жена викария все равно накормила бы ребятишек. Не имея своих детей, она по-матерински заботилась о чужих. К тому же Мэдди не чувствовала себя неблагодарной, а просто испытывала неудобство оттого, что, получая, она могла так мало дать в ответ.
– Ну, если вы сыты, то я хочу, чтобы вы сбегалйк викарию и попросили его послать за доктором. Нет, Джон, самим вам идти слишком далеко. Пока вы туда доберетесь, стемнеет. Просто скажите викарию, и он пошлет кого-нибудь съездить за доктором на двуколке.
– Дженкинса, – подсказал Генри. – Он пошлет Дженкинса.
– Да. Отдайте викарию эту записку, чтобы передать ее доктору, а сами сразу же возвращайтесь домой.
Джон чуть помедлил.
– Можно взять еще яблоко для лошади? Одно из самых старых и сморщенных?
– Ладно, – разрешила Мэдди. – Но только одно.
Старые, сморщенные яблоки были нужны ей для пирожков.
– Я тоже хочу пойти, – заявил Генри, с надеждой взглянув на нее. – Ты всегда говоришь, что две головы лучше, чем одна.
Мэдди усмехнулась и взъерошила ему волосы.
– Ладно, иди. Только потом приходите прямо домой.
В тот вечер она рано уложила детей спать. Они были настолько возбуждены появлением незнакомца, что только так она могла удержать их от проверки каждые три минуты, как он себя чувствует. Они ходили по дому на цыпочках и разговаривали хриплым громким шепотом, но она не удивилась бы, если бы кто-нибудь из них не попытался незаметно разбудить его.
Приезжал доктор, осмотрел рану на голове незнакомца и заявил, что она отлично обработана. Он припудрил рану каким-то порошком и не возражал против использования меда в качестве заживляющего средства.
– Медом пользовались многие поколения, – сказал он. – Что же касается лодыжки, которая распухла, то я не могу сказать, перелом ли там или растяжение. Пусть она остается перевязанной. Когда он очнется, мы узнаем больше.
– Значит, он очнется?
Она боялась, что он может просто умереть, не приходя в сознание. Она знала, что такое бывало.
Доктор пожал плечами:
– Трудно сказать, когда имеешь дело с травмой головы, В любом случае его нельзя перемещать, пока не придет в себя. Я так и скажу викарию. – Заметив ее удивленный взгляд, он объяснил: – Преподобному викарию не нравится, что он остается здесь. Ему не понравилось содержимое его багажа.
– Багажа?
– Чтобы установить личность владельца, он, сами понимаете, был вынужден проверить содержимое дорожной сумки, притороченной к седлу. То, что там находилось, было самого высокого качества, что дает основание полагать, что молодой мужчина является джентльменом, и я с ним согласен. Но никаких документов там не было, и не было никакого ключика к установлению его личности. Однако преподобный викарий был потрясен отсутствием там одного предмета, что, как он утверждает, говорит о характере этого человека.
– Каким же образом? – спросила удивленная Мэдди. – Какого предмета не хватало?
– Ночной сорочки,- сдержанно сказал доктор. Если верить преподобному Матесону, молодой человек, отправляющийся в путь, не имея при себе ночной сорочки, явно распутник. – Доктор презрительно фыркнул. – Но я вижу, в чем тут дело. Незамужняя девушка вроде вас не должна находиться без дуэньи под крышей своего дома вместе с незнакомым молодым мужчиной. Однако я, как врач, не рекомендую перемещать его куда-либо, потому что это поставит под угрозу его выздоровление. Лучше подождать, пока он придет в себя и сможет садиться без посторонней помощи.
– Я не возражаю, – заверила его Мэдди. – А что касается дуэний, – она жестом указала на ребятишек, – то у меня их пятеро. Говоря откровенно, такие вещи меня больше не волнуют.
Доктор кивнул.
– Я никогда не считал вас кисейной барышней. Вы проделали отличную работу. Если этот парень выживет, то ему придется благодарить вас за спасение жизни.
Он закрыл свой саквояж и направился к двери.
– Если вы проснетесь ночью, то сможете посмотреть, как он там? Не думаю, что есть необходимость сидеть рядом с ним всю ночь, просто надо следить, нет ли каких-нибудь изменений. Если что-нибудь встревожит вас, сразу же посылайте за мной. Опасность для его жизни еще не миновала.
– Что мне делать, если он очнется?
– Все зависит от его состояния. Если он будет спокоен, обращайтесь с ним как с любым другим человеком, а если будет метаться в лихорадке или от боли, дайте ему вот это. – Доктор протянул ей небольшой пузырек с прозрачной жидкостью. – Несколько капель в теплой воде. Храните его вне досягаемости от детей.
Мэдди кивнула.
Доктор немного задержался у двери.
– Мы, конечно, постараемся что-нибудь узнать о нем. Если повезет, найдется кто-нибудь, кто его ищет и кто заберет его у вас, освободив от этой обузы, как только его будет можно перевозить. Когда он очнется, сразу же дайте мне знать.
Мэдди пообещала это сделать. Она не была заинтересована в том, чтобы держать у себя незнакомца дольше, чем необходимо. Тем более что ей придется уступить ему собственную кровать, а самой спать с девочками, в кровати которых и без того было тесно.
Теперь, когда дети улеглись, Мэдди последний раз проверила, как там незнакомец. Он почти не шевелился. Переодевшись перед огнем, она торопливо поднялась по лестнице и остановилась возле кровати, в которой спали сестры. Было так холодно, что ее тело покрылось гусиной кожей. Если раньше ей казалось, что в кровати, хотя и с трудом, можно будет уместиться, то теперь такой уверенности у нее не было. Спящие дети разметались во сне, Джейн и Сьюзен лежали по бокам, а маленькая Люси посередине. Места там было очень мало.
Кровать мальчиков была еще уже, и пристроиться там не было никакого шанса. Придется спать на полу возле огня.
Два часа спустя Мэдди все еще бодрствовала и с каждой минутой все больше злилась. Она замерзала.
От огня в камине осталось несколько едва теплящихся угольков. С топливом у них были трудности, и она не могла позволить себе поддерживать огонь в камине всю ночь. К тому же дрова хранились снаружи, и она замерзла бы, если бы вышла из дома. Там лил ледяной дождь и дул холодный порывистый ветер.
Она сделала постель из дерюжных мешков и завернулась в лоскутное одеяло и два пледа. Но каменный пол был как лед.
И все это время в равномерном, ритмичном дыхании незнакомца, лежащего в ее постели, ей чудилось издевательство над ней. Ему там тепло. А она замерзла.
Она села, схватила лоскутное одеяло и свернула его в толстую змею, потом засунула ее под простыню, отгородив по всей длине ту часть кровати, где спал незнакомец. И скользнула в постель. Какое блаженство! От его тела исходило тепло.
Мэдди заснула.
В самый темный час ночи человек, лежавший в кровати, очнулся. Он лежал в незнакомом месте и пытался вспомнить, как попал в такую ситуацию. Он понятия не имел, где он и сколько времени здесь находится, а знал лишь, что сейчас ночь.