— Ой, пришли! — радуется Ожерельева. — Ты только посмотри! Какой мужчина… Рост, стать, а глаза! — поет с придыханием дифирамбы Анька, вызывая у меня непроизвольную улыбку на губах.
Подруга толкает в бок острым локтем, и я раздраженно ворчу, не поднимая глаз.
— Сейчас-сейчас… Да не толкайся ты!
Я полностью сосредоточенна на том, чтобы вытащить проклятую конфету из обертки. Пока я шуршу фантиком, пытаясь добыть чудо из белого бельгийского шоколада с клубничной начинкой, подруга все не успокаивается:
— О-оо, он посмотрел на меня! Говорю тебе, он несколько раз посмотрел. Господи, какой взгляд… жаль, что с ним эта стерва прилетела.
А вот на стерву я не прочь посмотреть. Вскидываю глаза и мгновенно прирастаю шокировано к месту. Мой взгляд прикован к статной паре у самого входа в зал. Точнее, к мужчине в черных зауженных брюках и кремовой рубашке, красиво подчеркивающей естественный смуглый цвет кожи. Высокий, черноволосый, с жгучими черными глазами. Передо мной никто иной… как Садулаев Давид Мансурович.
Рядом с Давидом фигуристая блондинка в небесно-голубом платье. Она почти одного с ним роста несмотря на то, что у нее туфли без каблука. Женщина держит его под руку с видом победительницы по жизни, улыбается полными губами, подкрашенными кроваво-красной помадой. Что-то похожее на ревность жалит в самое сердце, и я тяжело сглатываю. Приступ накатывающей тошноты заставляет сделать судорожный вдох. Все мышцы будто каменеют, даже дыхание перехватывает. Вдоль позвоночника пробегает холодок, когда я встречаюсь взглядом с пронзительными, черными, как ночь, глазами. Действуя почти инстинктивно, отворачиваюсь, делая вид, что не узнала его. Мне что-то подсказывает, что Садулаев в бешенстве от моего жеста. Это подтверждают колющее, словно кинжал, ощущение прямо между лопаток, которое сопровождает меня, пока я направляюсь ко второму выходу из зала. Я почти достигла цели, когда…
— Вижу, ты нисколько не изменила своим вкусам, Мирьям. Кто тебя так одевает? Богатый любовник?
При звуке грубого голоса, в котором звучат нотки стали, резко оборачиваюсь. Встретившись с чёрными глазами, сглатываю и делаю шаг назад.
— Давид… — шепчу непослушными губами.
Ониксовые глаза смотрят слегка сощурившись, почти прожигая во мне дыру размером с кратер. Садулаев скользит взглядом по дорогому костюму, будто проверяя мои расшатавшиеся нервы на прочность.
— Да, Давид. Твой жених, которого ты бросила почти перед самым алтарём, — цедит он сквозь зубы.
От его пропитанного льдом тона меня в прямом смысле бросает в крупную дрожь. Чтобы хоть как-то успокоиться, обхватываю себя руками за плечи.
Давид делает медленный глоток из стакана и кривит в издёвке уголок губ.
— Как мне поступить с тобой? — задумчиво тянет бывший жених. — Предупредить, что ли, этого старого осла, что он вот-вот попадет в хитро расставленную ловушку мошенницы? Или промолчать? Только вот мне какая от этого выгода, а, Мирьям?
— О чем ты? Я тебя не понимаю, — шепчу очень тихо, чтобы никто не услышал наш странный в своей дикости разговор. Почему он называет меня мошенницей?!
— Все так же выглядишь, словно ангел: милые пухлые губки, большие глаза, кукольное личико… — Давид отводит взгляд в сторону, будто ему невыносимо на меня смотреть. Смотрит на долговязую блондинку… свою невесту. Ониксовые глаза возвращаются ко мне, и Давид поджимает губы, прежде чем проговорить:
— Ты — бессовестная дрянь, — холодно ставит на мне клеймо. — Опозорила меня перед всеми родственниками, сбежала на кануне свадьбы, — Давид поправляет стильный галстук, словно тот стал грубой бечёвкой, которая душит его. — Но, неееет, Мирьям, тебе этого показалось мало, и ты обокрала меня на несколько десятков миллионов.
Боже! Что он несёт?! Какие миллионы?!
— Ну, так как будем решать этот вопрос, милая? Договоримся по-хорошему или…? — Садулаев пристально смотрит на меня поверх стакана, слегка сузив глаза, словно затаившийся перед прыжком хищник. Взгляд не читаем. Мужские губы сурово поджаты, на смуглой коже скул темнеет щетина. Она придает Давиду еще больше брутальности, если это, конечно, возможно.
Мне кажется, он видит меня насквозь, и моя рука инстинктивно тянется к животу. За складками плотного материала юбки я прячу свой секрет — совсем не большой для моего срока округлившийся животик… Уже почти полгода я ношу под сердцем малыша. Его малыша.