— Да, Мирьям у нас умница, — отвечает начальник. — Меня сразу зацепила эта усердная девочка своим свежим взглядом на бизнес. Ответственная, внимательная, а главное, полная сил, и готовая…
— Прекрасно! — перебивает ледяным тоном Давид, пряча руки в карманы брюк.
Садулаев сверлит из-под бровей Владимира испытывающим взглядом так пронзительно, что мужчина на секунду теряется. В это мгновение на плечо Давида поверх белой ткани рубашки ложится загорелая женская рука с идеальным красным маникюром. Брови Давида сходятся на переносице, и я почти готова поклясться в том, что видела, как непроизвольно дернулся мускул на его смуглой щеке.
— Дорогой, вот ты где! Я тебя потеряла.
Низкий грудной голос заставляет меня замереть, словно кролика перед удавом, который готовится сомкнуть смертельные кольца вокруг своей жертвы. По моему лицу скользит изучающий холодный взгляд орехово-карих глаз с тщательно наложенным профессиональным макияжем. На лице блондинки появляется снисходительная улыбка, которая ничто иное — как высшая степень презрения. Уверенно встречаю на ее взгляд. Презрения боится лишь только тот, кто его заслуживает.
Глава 3
Мирьям
— Это ваша внучка, Владимир Сергеевич? — фальшиво улыбаясь, тянет с затаившимся напряжением в глазах платиновая блондинка. Она скромно опускает глаза, прикрывая их густыми, но не очень длинными ресницами. Блондинка специально проводит холеной ладонью по своей стильной стрижке, чтобы привлечь внимание к «дорогому» цвету волос… и кольцу с крупным камнем.
Брильянт переливается всеми гранями под теплым светом огромной хрустальной люстры. Я поспешно поднимаю глаза выше. Срез светлых прядей волос едва касается округлых загорелых плеч спутницы Давида. Кажется, такая прическа называется «удлинённый боб»? В памяти всплывает образ того, как Давид пропускает меж пальцев мои длинные, темные пряди, с восхищением наслаждаясь их блеском и густотой.
Выражение лица невесты Давида слаще самого густого кленового сиропа, но я отчетливо понимаю, что скрывается за этой благочестивой маской. Я родилась в этом обществе и пусть к нему больше не принадлежу, прекрасно знаю, на что способны такие зрелые на вид самодостаточные женщины. Уничтожат, втопчут в грязь — и глазом не моргнут. Зато при своих мужчинах они кроткие, словно трепещущая лань.
— Так мило, что вы взяли девочку на мероприятие, но, должно быть, столь юному созданию скучно среди взрослых солидных мужчин и серьезных разговоров? — спрашивает женщина с легким южным акцентом.
Не контролируя себя до конца, она пренебрежительно морщит кончик носа, подправленный высококлассным хирургом. Почему-то такие, как она, очень любят европеизировать свою внешность благодаря пластике. Мимика женщины непроизвольно выдает ее истинное отношение к моему присутствию. Когда смысл слов спутницы Давида доходит до моего мозга, удивленно моргаю. Это я-то дитя?! Потрясающее отсутствие такта!
Владимир Сергеевич растерянно моргает, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Несомненно, он далек таких игр. Начальник поправляет узел галстука, будто ему стало трудно дышать, и я неловко ежусь. Оскорбить сразу двух людей и глазом не моргнуть — это талант! Высший пилотаж.
— Камилла*! — Садулаев резко осаждает женщину.
Брови Давида сведены в одну линию, губы недовольно поджаты. Должно быть, он не привык к такой неучтивости, а по-простому — грубой бестактности невесты. Голос Давида похож по холоду на огромную океаническую глыбу, когда он резко передергивает плечом.
— Здесь находятся исключительно профессионалы своего дела, Камилла.
— Извините, я не хотела ни в коем случае вас обидеть или задеть, — тут же послушно извиняется та, чье имя так многозначительно трактуется.
Где-то в глубине души с колен начинает подниматься боль, показывая свой безобразный лик с хищно осклабившейся пастью. Прикусываю нижнюю губу, не могу не думать о том, что теперь-то Садулаев Мансур Шамилевич доволен своей невесткой.
Владимир Сергеевич, смущенно потерев ладонью шею, прочищает горло.
— Что вы, Камилла Валидовна, Мирьям — наша сотрудница.
— Да? — женщина деланно удивляется. Лицемерно улыбнувшись, прикладывает руку к пышному бюсту, подчеркнутому красивой драпировкой и камнями голубого платья. — Выглядите очень юно, дорогая. Примите за комплимент.
«В отличие от тебя!» — ехидничает внутренний голос, отмечая, что женщина ни больше, ни меньше, а возраста Давида.
Стараясь держаться достойно, величественно киваю.