— Но ведь там никого не было! Долли и слуги — все были в Эндерби!
— Я подумал, что кто-нибудь из слуг может все-таки оказаться там. Они его знали… еще по тем временам, когда он бывал здесь.
Я закрыла лицо руками. Я чувствовала себя такой несчастной.
— Давай, — предложил он, — продолжай свои объяснения.
— Я заехала в Грассленд, чтобы укрыться от грозы: просто постоять на крыльце и дождаться пока кончится дождь. Мне показалось, что кто-то мелькнул в окне. Это оказался Джейк. Он узнал меня, он мне доверился…
— Ты хочешь сказать, что разговаривала с ним?
— Да, я зашла в Грассленд, и он рассказал мне о том, как это произошло, как он убил этого мужчину. Он сказал, что не ждет пощады: он — цыган — убил племянника сквайра! Я решила предупредить его о том, что в нашей округе появился человек, который ищет его, и что его люди расставлены по всему побережью. Джейк собирался после наступления темноты отправиться в Харвич, и он попался бы в расставленную ими ловушку! Именно это с ним и случилось, а теперь он будет думать, что это я…
— Тебе не следует расстраиваться: ты ведь не собиралась выдавать его?
— Но выдала!
— Нет, просто так получилось.
— И что теперь с ним сделают?
— Отвезут в Ноттингем и предадут суду.
— И решат, что он виновен?
— Он убил человека! Он и сам не отрицает этого.
— Но это не было убийством!
— Обычно такие действия определяются именно этим словом.
— Но разве ты не понимаешь? Все дело было в этой девушке… И что с ним сделают?
— Повесят, полагаю.
— Этого нельзя допустить!
— Дорогая моя Джессика, у тебя нет ничего общего с этим человеком: какой-то кочующий цыган! Ну, надо признать, он симпатичный, даже обаятельный. Но уже через год ты и не вспомнишь о нем!
— Я никогда не забуду о том, что он посчитал меня предательницей! Он мне доверился!
— Глупенькая девочка, ты ведь ничего подобного не сделала! Ты просто отправилась туда, чтобы предупредить его, и уж так случилось, что мы сразу поехали вслед за тобой.
— Но он будет думать…
— Очень скоро он перестанет думать!
— Ах, отец, только не говори так! Я хочу, чтобы ты спас его!
— Я? Ты считаешь, что в моей власти спасти его?
— Когда я была маленькой, я всегда думала, что ты в силах сделать все, если только захочешь! Я даже думала, что ты способен вызвать дождь, если решишь, что так нужно.
— Мое милое невинное дитя, но теперь-то ты знаешь, что это совсем не так!
— Теперь я знаю, что ты не властен над природой, но остальное все в твоих силах, если ты этого захочешь!
— Мне лестно, что моя дочь столь высокого мнения обо мне: она очень умна и почти права. Но теперь ты, по крайней мере, знаешь, что я не умею управлять погодой? Точно так же обстоят дела и с законами!
— С этим я не могу согласиться! Законы создают люди!
— Ага, значит, меня могут превзойти только небесные силы, а со всем остальным, ты полагаешь, я способен совладать?
— Папочка, дорогой мой, чудесный, умный папочка, ты же можешь что-нибудь сделать!
— Дорогая моя доченька, никакие уговоры, пусть даже приправленные лестью, не смогут заставить меня спасти человека, который сам сознался в убийстве!
— Но это нельзя назвать убийством: он был обязан спасти эту девушку! Он благороден. Ты помнишь, когда мы столкнулись с цыганами? Мы были там вдвоем, и он не позволил, чтобы нас обидели? Возможно, он спас нам жизнь!
Некоторое время отец молчал.
— Есть способы повлиять на суд, — сказала я.
— Взятка? Подкуп? Такое действительно существует. И ты хочешь предложить мне, законопослушному англичанину, совершить эти преступления?
— Ты мог бы что-нибудь сделать ради его спасения? Если бы суд узнал, что Джейк убил этого человека, защищая девушку от насилия, разве этого не приняли бы во внимание?
— Какой-то цыган… и племянник местного сквайра…
— Вот в этом-то и дело! — возмущенно воскликнула я. — Предположим, племянник сквайра убил бы цыгана, собиравшегося совершить насилие над его женой?
— Я понимаю твою точку зрения.
— Если этого человека повесят, я буду несчастной всю жизнь!
— Ты говоришь глупости! Ты всего лишь ребенок, хотя, должен сказать, временами мне приходится сомневаться в этом. Сколько тебе? Одиннадцать?
— Почти двенадцать!
— Господи, сохрани нас! Что с тобой будет к восемнадцати?
— Ну, пожалуйста, отец…
— Что, дорогая Джессика?
— Неужели ты не сделаешь для меня… самое нужное из того, что мог бы сделать? Ты поможешь спасти этого человека?
— Я мало что могу сделать.
— Но что-то ты можешь?
— Мы могли бы найти эту девушку и, возможно, выставить в качестве свидетельницы.
— Да, да! — охотно согласилась я.
— Я отправляюсь в Ноттингем! — Я бросилась к отцу на шею:
— Я знала, что ты поможешь Джейку!
— Я еще не знаю, что смогу сделать! Пока меня втянули в действия, которые, как я полагаю, могут оказаться бесплодными, — все это по велению моей властной доченьки!
— Значит, ты едешь в Ноттингем! Отец, я поеду вместе с тобой!
— Нет.
— Да! Ну, пожалуйста!.. Мне тоже нужно там быть. Неужели ты не понимаешь, что я обязана быть там!
Джейк должен узнать, что я его не предавала! Если он в этом не убедится, я уже никогда не смогу чувствовать себя счастливой. Никогда в жизни! Так что я еду с тобой в Ноттингем.
Взяв меня за плечи и слегка отстранив от себя, отец посмотрел мне в глаза. Я заметила, как слегка опустились уголки его губ.
— Я привык считать себя хозяином в собственном доме. С тех пор как я имел неосторожность обзавестись дочерью, положение дел изменилось!
Я бросилась ему на шею, и он крепко обнял меня. До чего же все-таки хорошо быть такой любимой!
На следующий день мы выехали в Ноттингем. Отец рассказал все матери, и она решила сопровождать нас. Когда я поведала ей во всех подробностях о случившемся, она загорелась желанием спасти цыганя Джейка, почти таким же сильным, как мое.