Горе так давно стало частью его жизни, что он уже почти забыл, что такое быть счастливым. Но счастье возвращалось к нему с каждым днем. Жизнь с Алекс была почти райским блаженством. Ночью держать ее в своих объятиях, а утром за завтраком видеть ее лицо, слушать, как она обсуждает с Эдди хозяйственные дела… Все это пробуждало его к жизни. Казалось, кусочки разбитого сердца каким-то чудом срастались вновь.
Алекс заворочалась рядом с ним и прикрыла живот руками. Этот древний материнский жест тронул Джона до глубины души. Сердце его было переполнено любовью, гордостью и малодушным страхом. Жизнь — опасная, непредсказуемая штука. Он не сумел уберечь Либби и своих сыновей. Где гарантия, что ему удастся уберечь Алекс и их ребенка от тех испытаний, что уготовила им жизнь?
Алекс потянулась и открыла глаза.
— Ты не спишь? — прошептала она. — Что случилось?
— Ничего. Сейчас глубокая ночь. — Он осторожно убрал волосы с ее лица. — Спи.
Она приподнялась на локте и посмотрела на него.
— Ты тоже должен поспать, Джон. Через несколько часов тебе выходить в море на «Пустельге».
Он должен был доставить группу бизнесменов к мысу Монток, на глубоководную рыбалку с ночевкой.
Джон протянул руку и обнял Алекс за плечи. Она крепко прижалась к нему.
— Я могу вести «Пустельгу» с закрытыми глазами.
Алекс приподняла голову и взглянула на него.
— Я хотела услышать от тебя совсем не это. Мне надо, чтобы ты был осторожен.
— Я буду осторожен.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Впервые за много лет у него появился повод проявлять осторожность.
— Спасибо за то, что ты сделал сегодня, — сказала она.
— А что я сделал? — спросил он с искренним недоумением.
— В кабинете у доктора Шалман, — продолжала Алекс. — Ты заплатил за больницу и за все услуги вперед. Я верну тебе эти деньги.
— Не надо считаться. Я не жду от тебя этих денег.
— Знаю. — Она отстранилась от него. — Но это важно для меня.
— Ты носишь моего ребенка, Алекс. Это не только твоя, но и моя ответственность.
Старые правила уже не действовали. Ребенок все изменил.
— Ты не понимаешь, — прошептала она.
— Тогда объясни. Сделай так, чтобы я понял.
— Кажется, ты кое-что забыл, Джон. Дело в том, что я ценю свою независимость.
— Дело не только в этом, — возразил он. — Я ничего о тебе не знаю, Алекс. Мы спим вместе вот уже несколько месяцев, ты носишь моего ребенка, а я знаю о тебе только то, что ты родилась в Нью-Йорке.
— Глупости! Ты много обо мне знаешь.
— Половину из того, что я знаю, я узнал сегодня в кабинете у доктора. Тебе двадцать восемь лет, у тебя первая группа крови, и в твоем роду никто не болел диабетом. — Джон сверлил ее взглядом. — Может, расскажешь подробнее?
— Это что, допрос? — резко спросила Алекс. — А отпечатки пальцев тебе не нужны?
— Я не слепой, Алекс, и вижу, что тебе не место в Си-Гейтс.
— Я люблю Си-Гейт, — возразила она. — И всегда любила.
Джон осторожно взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
— Что ты сказала?
Алекс хотела отвернуться, но не посмела под его пристальным взглядом..
— Я сказала, что всегда любила Си-Гейт.
— Ты бывала здесь раньше?
Алекс кивнула. Из глаз ее неожиданно потекли слезы.
— Летом, за год до смерти родителей.
И она рассказала о прогулке по морю, про то, как у них сломалась яхта и пришлось встать на ремонт, рассказала про чудесные дни, проведенные в незнакомом городке. Родители всю жизнь кочевали, переезжая с места на место в поисках золотого ключика от той двери, за которой отца ждало богатство. Но те несколько дней в маленьком приморском городке на побережье Нью-Джерси были ее самыми счастливыми детскими воспоминаниями.
— Ты, наверное, в то время был уже женат и жил в Нью-Йорке. Я часто смотрела на детей, которые заходили в пиццерию, и пыталась представить себя среди них.
— Наверное, все эти переезды сильно тебя утомляли? — спросил Джон.
— Вовсе нет, — усмехнулась Алекс. — Меня отправляли в школу-пансион на десять месяцев в году и возились со мной только остальные два месяца.
Он посмотрел на нее, будто видел впервые. А может, так оно и было, подумала Алекс. Она рассказывала о себе очень немного, даже Гриффину. Он знал подробности гибели ее родителей, но понятия не имел о том, какую одинокую жизнь она вела до того момента.
— Как умерли твои родители? — спросил Джон.
— Погибли в авиакатастрофе, — проговорила она ровным, тусклым голосом. — Они летели в Аспен или еще куда-то, и их самолет врезался в гору.
— О Господи, — прошептал Джон, — мне очень жаль.
— Они не были частью моей повседневной жизни, — сказала Алекс, пытаясь объяснить ситуацию человеку, у которого были любящие родители. — Когда директор школы сообщила мне о случившемся, помню, я только кивнула и вернулась на урок французского. Только когда наступила весна и все ученики разъехались по домам, я наконец поняла, что осталась совсем одна.