Что и требовалось доказать, кофе и пирожное, а ей хоть бы хны, взяла, и опять уставилась в отчет. Посмотрим, чем они ей помогут, когда всерьез припечет. Бросят и уйдут не оглядываясь, как поступил бы на их месте любой. А то, что припечет – сомнений никаких. Самое главное, чтобы она раньше времени ни до чего не докопалась. Посмотрим для начала, как она переживет сегодняшний день.
– Мамуль, привет, как дела? От усталости она едва шелестела в трубку. В Омске было уже восемь, когда спохватившись, она стала звонить домой. После такого дня как сегодня, особенного хотелось услышать родной голос.
– Что случилось детка? Мама, не реагируя на вопрос, сразу почувствовала неладное. В принципе, за всю жизнь ей еще ни разу не удавалось обвести мать вокруг пальца.
– Да ничего, все хорошо, просто устала очень и день какой-то дурацкий.
– Алина, перестань морочить мне голову и немедленно рассказывай что стряслось.
– Мам, я не сделала отчет, то есть сделала, но он корявый, цифры не бьются. Куда-то запропастились важные контракты и я думаю, что проблема в отчете связанна как раз с ними. А еще завтра прилетает комиссия из Москвы.
– А кто именно приезжает? – надо отдать должное, мама и на этот раз услышала главное.
– Да там целая армия. И Никоненко, и главбух, и финики, и юрики, и Сафронова. Алина наконец-то произнесла последнюю фамилию.
– Ах ты, господи прости, вскрикнула мама и они замолчали.
– Мам, что делать-то? – после продолжительной паузы произнесла Алина.
– А что тут сделаешь? Бежать ты не станешь, я слишком хорошо тебя знаю. Единственное, что можно посоветовать – постарайся свести боевые потери к минимуму и уж конечно, не наступай второй раз на те же грабли – ничего не рассказывай Никоненко. Ты же знаешь…
– Конечно, знаю.
Разумеется, знаю, мне ли не знать, грустно подумала Алина, положив трубку. Сафронова была легендой головного офиса, если бы на дверях ее кабинета, ставили отметки об исковерканных судьбах, так же как во время войны на фюзеляжах самолетов звездочками отмечали сбитые вражеские машины, на ее двери не было бы живого места.
«Я – человек директора!» – эту фразу Сафроновой назубок знали абсолютно все. Алине казалось странным, чтобы одно человеческое существо с таким восторгом сознавалось в своей принадлежности другому спустя сто с лишним лет после отмены крепостного права. Тем не менее, Сафронова гордилась и умело пользовалась этим. Задекларированная принадлежность директору позволяла ей вести себя совершенно безнаказанно.
Она обладала удивительной способностью к разрушению. Все, что было с таким трудом и любовью налажено, с ее появлением обратилось в пепел. Нормой стало запредельное подобострастие и вассальная верность. Малейшее сопротивление подавлялось на корню. Заявления об уходе даже самых стойких, переживших десятки корпоративных войн, сотрудников, сыпались в кадры, как осенняя листва.
Фальшивый смех, вперемежку с истерическими воплями, позволяли максимально точно определить положение Сафроновой в пространстве и отдел, которому сегодня так несказанно повезло.
Всех неподдающихся перевоспитанию, Сафронова брала измором. Ежедневные отчеты с посекундной тарификацией проделанной работы, приказы о нарушении трудовой дисциплины, лишение премий, хронометраж рабочего процесса с помощью сотрудников, с которыми ты лишь недавно пил чай и делился секретами – все это и многое другое, приводило к ожидаемому результату.
Больше никто никому не доверял, не помогал и не сочувствовал. Каждый был сам за себя.
Алина поняла это слишком поздно. Не про Сафронову, а про доверие. Она доверяла Никоненко и своему заму. Зам, точнее замша сдала первой, а Никоненко оказался обычным мужиком, не орлом, а просто слабым. Как говорилось в известном фильме: «Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость». Он хотел встретить старость в хорошем доме, с хорошей зарплатой и с семьей, все объяснимо, жаль, что не хватило мужества сознаться, что против Сафроновой он бессилен.
Уснув только под утро, Алина поняла, что кошмар вернулся, ее опять, как и два года назад, стало тошнить при мыслях о работе.
– Алина Витальевна, скажите что подъезжаете, – голос Раечки звенел от возбуждения.
– Да, я уже на проходной. Алина всегда приезжала первой.
– Слава Богу, Вас Константин Александрович ищет.
Ищет он, хоть бы предупредил, сварливо подумала Алина и ускорила шаг. Настроение итак ни к черту. Мало того, что уснула лишь под утро, так еще и в гостиницу пришлось заехать, за документами воронежского филиала.
Судя по лицу шефа, его утро было не менее «добрым».