– Это как? – не понял Стас.
– А это, когда в кармане дырочка, в подкладке. Туда закатывается монетка и тихо себе лежит, никого не трогает, до стирки, или до момента пока не начнут, наконец, штопать, прощупывая подол. Так и я, по ее мнению, тихонько себе лежу и думу думаю, пока город рушится….
– Жуткий день, правда? – спросила Алина, когда они уже поехали.
– Да нам то что? Жалко, конечно бабу, но мы ее даже не знали.
– В том то и дело, что я ее знала, настолько чтобы со всей ответственностью утверждать, что жалеть ее будут единицы.
Алина замолчала, а Стас задумался – спросить, не спросить и рискнул.
– Алина Витальевна, а как Вы думаете, а не выпить ли нам по рюмашке, а то у Вас цвет лица какой-то зеленый?
Алина захохотала, причем так, что у Стаса не хватило сил и он стал смеяться вместе с ней, хотя и непонятно по какой причине.
Ох, Стас, а Вам никто не говорил, что женщинам, тем более в моем возрасте никто не сообщает, что у них зеленое лицо?
– А я и не говорил что у Вас зеленое лицо! Я сказал, что у вас зеленый цвет лица. Да, пожалуй, так ничуть не лучше. И они засмеялись снова.
Ресторанчик на берегу Иртыша, куда они заехали «выпить по рюмашке» ничем не поминал ей привычные московские заведения. Деревянные столы и лавки, официанты, дружески похлопывавшие клиентов по плечу и со словами «Да, дарагой», неторопливо удаляющиеся на кухню, жизнерадостные барышни – отчаянные бодипозитивщицы и их подкаченные, татуированные кавалеры, все это точно соответствовало названию заведения – «Версаль».
К полуночи, Алина с изумлением обнаружила себя в центре людского водоворота, отплясывающую на пару с незнакомой девицей что-то зажигательное.
Напротив, дикие коленца выкидывали Стас и девицин кавалер.
Девица, смеялась и колыхала огромным бюстом, Алина смеялась в ответ и старалась не отставать, благо и ей было чем колыхать.
Мужчины одобрительно переглядывались, очевидно, довольные увиденным, в свете огромного диско-шара, переливающегося разноцветными огнями на потолке.
«Версаль» гудел, разнося далеко по реке «…тебя найду и потеряю по ресторанам».
Уже засыпая, Алина сладко поежилась вспоминая, медленный танец и как приятна была мимолетная близость. Давно забытое чувство, настолько давно, что и не вспомнить, как называется.
Утро началось с разноса руководства. Митинговать всех вывели на площадку перед входом, переговорный зал не был рассчитан на такое столпотворение.
– Итак, предупреждаю последний раз и сразу по-плохому. Я не только отправлю каждого без выходного пособия домой, я еще и вычту все доплаты, которые позволяют Вам получать более чем хорошие деньги. Кроме того, обещаю, что ни на какие приличные должности в нашей отрасли Вы больше не устроитесь. Волчий билет – это не сказки далекого советского прошлого, а Ваше будущее, в том случае, если Вы все не займетесь тем, ради чего сюда приехали – работой.
Константин Александрович цедил слова сквозь зубы и как любой, по настоящему страшный начальник, голоса не повышал, приходилось прислушиваться в звенящей тишине.
– Чтобы пресечь дальнейшие разговоры, могу сообщить лишь то, что знаю сам. Нашу московскую коллегу, Сафронову Тамару Варламовну действительно вчера убили. На этом точка. Поскольку завод – это отдельное государство со своим внутриобъектным режимом, то в случае, если у следствия появятся к кому-то из Вас вопросы, Вам пришлют повестку. Настоятельно не рекомендую выдвигать версии, строить гипотезы и вообще открывать рот, если Вы только не захотите обсудить друг с другом животрепещущие производственные вопросы. Особо впечатлительным и общительным напоминаю, что у меня в штате нет специалистов, способных проводить следственные мероприятия, так что займитесь тем, чему Вас учили и что подтверждают Ваши дипломы.
– Расходимся.
Притихшие сотрудники оперативно разошлись, а Алина осталась караулить начальника в приемной, он куда-то исчез после произнесенного спича. Офис замер в молчании.
Волшебная сила слова, думала Алина, нетерпеливо ерзая в кресле, или дело в сочетании слов и человека их произносившего?
Как – то не так, до сегодняшнего дня ей представлялся улыбчивый, остроумный, всегда безупречно одетый Константин Александрович. Меньше всего он походил на руководителя такой огромной стройки, его легче было представить на холмистых полях Шотландии с клюшкой для гольфа, чем здесь, в продуваемом всеми ветрами Омске, но сегодня Караев напомнил ей медведя.
Когда-то давно она прочитала, что больше всего дрессировщики боятся медведей и никогда не поворачиваются к ним спиной. В отличие от кошачьих, которые скалятся, рычат и бьют хвостом, перед нападением, медведь ничем не выдает своего настроения. Глаза, только отражают свет. Гнев и радость – все скрыто в глубине. Так и у него, глаза, оказывается, были медвежьи, а привычная улыбка служила лишь приманкой, специально отработанным коммуникативным навыком.