— О нет, нет, это вовсе не так, тетя Софи! — Она слегка приподнялась.
— Да, да! — страстно воскликнула она. — У меня был Шарль, он был таким красивым! Но он давным-давно умер. Он женился на твоей матери, от него она родила Шарло и Клодину. Я любила Шарло. Где сейчас Шарло?
— У него виноградники в Бургундии. Мама ждет, окончания войны, чтобы съездить к нему… А может быть, он сам скоро приедет.
— О да, война, конечно, когда-нибудь закончится, и твоя мать увидит своего сына! У нее всегда все складывается удачно. А у меня…
— Но, тетя Софи, вы ведь живете здесь вместе со своей подругой. Вам удалось бежать вместе с Жанной, и нельзя найти более преданного человека! Хотя бы за это можно благодарить судьбу?
— Да, она добрая женщина, я обожаю ее, но она здесь со мной, как в тюрьме! Шарло, Клодина, ведь они могли быть моими детьми, но жизнь всегда поступает со мной жестоко! Действительно, мне удалось бежать, я попала сюда, нашла этот дом… Я решила, что жизнь, в, конце концов, сжалилась надо мной. Появился Альберик — красивый молодой человек, и он всегда был так мил со мной. А потом… они убили его! Я так привязалась к Долли, а она спуталась с этим цыганом и умерла! Она оставила мне Тамариск, и я решила, что теперь найду свое счастье. Наконец, у меня была маленькая девочка, которую я могла воспитывать, моя девочка! А теперь… и она пропала! Вот видишь, что бы я ни делала, к чему бы ни прикасалась — сплошное опустошение! Джессика, я устала бороться!
— Не надо так говорить, нужно быть стойкой!
— Стойкой? Мне? Здесь, в этой тюрьме, живя, как отшельник! И это называется стойкостью?
Она рассмеялась:
— Нет, это всего-навсего трусость! Я всегда была трусихой, я боялась жизни! В отличие от твоей матери я никогда не умела схватить ее за узду. Возможно, мне все-таки следовало выйти замуж за Шарля? Он женился бы на мне: честное слово джентльмена и все такое прочее. Подозреваю, что он засматривался на твою мать. Но я могла бы настоять на браке, у меня были бы дети, а у него определенные обязанности! Все могло бы сложиться совсем по-иному, выйди я за него замуж! Временами человек должен делать жизненно важный выбор: перед ним открываются два пути. Какой из них избрать? И принятое решение определяет всю последующую жизнь!
Эти слова заставили меня насторожиться. Разве не то же самое говорила мне цыганка Ли? Я размышляла над решением, принятым в свое время тетушкой Софи. Что выбрала бы я, оказавшись на ее месте?
Некоторое время мы молчали, а затем тетушка Софи проговорила:
— Джессика, иногда я чувствую, что нет никаких сил продолжать все это. Было бы гораздо легче уйти…
— Тамариск вернется, я уверена в этом! Она покачала головой:
— Я больше никогда не увижу Тамариск!
Я ничего не смогла сказать ей в утешение. Поцеловав ее в лоб, я вышла.
Шли недели. О Тамариск не было никаких вестей. Отец сделал все возможное, чтобы выследить цыган, но удалось только установить, что в этом году они не появлялись там, где обычно разбивали свой табор.
Теперь бывало так, что за весь день никто ни разу не вспоминал о Тамариск, и это означало, что мы привыкаем к тому, что она ушла вместе с цыганами. В конце концов, она не была нашей родственницей. Отец так сказал об этом: «Этот ребенок — всего лишь плод внебрачной связи Долли Мэйфер и странствующего цыгана. Если бы не привязанность к нему Софи, нас совершенно не волновало бы то, что девочка вернулась в племя своего отца. Можно даже сказать, что у цыган на нее больше прав, чем у Софи».
Я пыталась объяснить ему, что Тамариск значила для Софи, но отец не был склонен с пониманием относиться к слабостям других. Некоторым образом он гордился Дэвидом, который был образцовым сыном, он искренне-сожалел о покойном Джонатане, благосклонно относился к Клодине и Амарилис, но это были наши близкие родственники, все остальные его почти не интересовали. Так что в ответ на мою тираду он лишь пожал плечами: Тамариск пропала, и для него вопрос был исчерпан.
Совсем по-другому вела себя мать. Она была добра и принимала близко к сердцу чужие заботы, а уж в особенности — неприятности тетушки Софи, помогать которой она считала своим непреложным долгом.
Тетушка Софи совсем пала духом. Она словно съежилась, постоянно говорила о Тамариск, и Жанна сообщила мне, что, войдя как-то к ней в комнату около полуночи, застала ее у окна в сад: Софи послышалось что-то, и она решила, что это возвращается домой Тамариск.
Все разговоры в Эверсли теперь вертелись вокруг наступления Наполеона на Россию. Мать всегда жадно ловила новости, с нетерпением ожидая, когда закончится война и появится возможность встретиться с Шарло. Новостей о нем давно не поступало. Но с тех пор, как она узнала, что он с Луи-Шарлем обзавелся виноградниками в Бургундии, у нее отлегло от сердца. Она доверительно сообщила мне, что была в ужасе от мысли, что он воюет в армии Наполеона. «Воюет против нас! Это казалось мне просто ужасным! А теперь я вижу его гуляющим по винограднику, и рядом с ним Луи-Шарля. Они всегда были как братья. Интересно, как складывается его жизнь? Кто у него жена? Есть ли дети? Я просто схожу с ума от неизвестности, но я должна благодарить Бога за то, что Шарло в безопасности».
Теперь она уже не пыталась менять тему застольного разговора, если речь заходила о войне, хотя в недавнем прошлом было именно так. Напротив, она поддерживала разговор, охотно выискивая какие-нибудь признаки того, что скоро может наступить мир.
Отец тоже с большим интересом следил за событиями. Он заявил, что если Наполеон сумеет завоевать Россию, то в его руках окажется вся Европа.
— И тогда, — заключил он, — он вплотную займется нами!
— Но нас защищает море, — заметила мать.
— Если он сумеет перебросить сюда свои армии…
— Наш флот не позволит ему сделать это.
— Если ему удастся завоевать Россию, — сказал Дэвид, — он будет уверен в своей непобедимости.
— Он был разбит при Трафальгаре, — напомнила Клодина.
— И, Бог даст, вновь потерпит поражение, — отец, — но сейчас русские отступают, Наполеон уже под Москвой. Если он сумеет взять ее, русские потеряют сердце своей родины.
— Будет ли это означать, что война окончена? — спросила мать.
— А как ты полагаешь, дорогая моя Лотти? Что будет делать завоеватель Европы после того, как победит русских? Он придет к выводу, что непобедим, и тогда ничто не удержит его от нападения на наш остров.
Мать поежилась:
— Все это так глупо, бессмысленно! Какая разница для людей, кто король, а кто император?
— К сожалению, любимая моя, эта разница очень существенна для королей, и уж тем более для этого сомнительного императора. Наполеон желает поставить на колени весь мир!
— Он никогда не сможет завоевать нас, — твердо сказал Дэвид.
— Никогда! — согласился отец. — Тем не менее нас ждут серьезные неприятности!
Мы продолжали регулярно посещать тетушку Софи, иногда ходила я, иногда — Амарилис. А Софи все говорила о Тамариск, ее красоте, ее очаровании. Я заметила Амарилис: «Смотри, как быстро этот ребенок превратился в ангела!» Она согласилась со мной. Жанна была очень обеспокоена:
— Она почти ничего не ест и совсем не спит по ночам! Я часто слышу, как она разгуливает. Вчера ночью я заглянула к ней в комнату. Опять она сидела у окна и смотрела в сад: ей послышалось, что ее зовет Тамариск. Она была такая холодная! Я заставила ее улечься в постель, прикрыла несколькими одеялами, но она дрожала чуть ли не целый час. Так она долго не протянет!
— Как хотелось бы получить хоть какие-то вести о Тамариск! — вздохнула я.
Стоял теплый сентябрьский день, когда мы услышали о том, что Наполеон взял Москву.
— Это конец! — воскликнул Дэвид. — Капитуляция Москвы будет сокрушительной для русской армии, она развалится!
Дэвид очень внимательно следил за политическими событиями, во всяком, случае, так казалось мне. Он старался рассматривать все события с точки зрения логики, отец же был склонен, скорее, к субъективным суждениям, и к ним всегда примешивались эмоции.