Почему он молчит, почему ничего не говорит? Что он мог такого задумать?
Я надеялась, что смогу выдержать любую из его идей. И хотя его руки, ласкавшие моё тело, знали своё дело, а я понемногу сама начинала подставляться под его ладони, чтобы заполучить новую ласку, но мой мозг упорно оставался трезвым, напоминая, что это не мой жених и не моя свадьба.
К счастью, в первый день свадьбы, невесте не надо было опасаться за свою целомудренность. Обычно первая брачная ночь случалась на второй день свадьбы, и этому было основание.
В первый день свадьбы невеста должна была продемонстрировать жениху свою чистоту, выпив специальный отвар (для простых радскар это условие не считалось обязательным); а вот во второй день свадьбы отвар уже пили оба молодожена — отвар, который вызывал страсть между женихом и невестой.
Именно поэтому меняли платье: если невеста устраивала жениха, белое платье, не означающее ничего, кроме пустоты, менялось на красное, означающее страсть. Невеста ещё не заслужила официального звания жены, но уже заслужила как минимум страсть своего жениха.
Происходило это обычно так: утром второго дня молодые возвращались в храм, и если невеста появлялась в красном, священник подавал им обоим отвар страсти; если невеста оказывалась все ещё в белом платье, свадьба останавливалась.
Второй день считался самым интимным днем свадьбы. Гости к паре не допускались. Даже самые простые радскары, не имеющие возможности уединиться в отдельном доме, запирались в своих квартирах и не подходили к двери целые сутки, дабы избежать проблем с «запечатлением».
О запечатлении я узнала от Найви; её отец считал, что эта часть их традиций меня не касается —так как я должна буду заменить Найви только в первый свадебный день.
А вот сама подружка оказалась более открытой. Она рассказала, что, несмотря на всё развитие их расы, в радскарах все ещё присутствовали старые звериные инстинкты.
Проявлялось это довольно странно: несвязанные, свободные радскары могли иметь несколько постоянных любовниц, те, что побогаче — могли иметь даже гаремы… в общем, свободные парни их расы ни в чем себе не отказывали.
— Это потому, что постельные утехи не затрагивают внутреннего зверя наших мужчин, — объясняла подружка. — Просто приятно — и всё.
—А в браке что меняется? — не поняла я.
—Всё, — ответила Найви. — Это начинается на второй день свадьбы, когда невеста все ещё покрывает свою голову накидкой с орнаментом рода жениха. Он не видит её, ориентируясь только на её запах.
— Так в чем разница-то с первым днем? — не поняла я тогда. — Кроме того, что в первый день отвар пьет только невеста, а во второй — они оба.
Найви в нетерпении топнула ножкой.
— Потому что это разные отвары! Отвар первого дня раскрывает чужие запахи на невесте, они становятся ярче и осязаемей. А отвар второго дня, который пьют оба, действует на молодых по-разному: на невесте активно проявляется именно её собственный запах, а жених же впитывает этот запах как губка, навсегда запечатлеваясь на нем. Как только это произойдет, как только зверь мужчины примет невесту как свою пару, свадьба фактически завершена. Отныне зверь жениха допускает продолжение рода, и невеста уже считается женой.
Послушав объяснение Найви, я не могла не заметить.
—Как у вас всё сложно… Разве нельзя, как у людей?
Приятельница, покрутив головой в разные стороны, тихо произнесла.
—Нельзя, Саша. Ещё у наших предков были истинные пары. В древности, если радскар унюхивал свою истинную пару, он горы ради неё сворачивал, страны и планеты завоёвывал, но добивался брака со своей суженой.
— В нашей древности, люди не путешествовали на другие планеты… Хотя у нас тоже были рыцари, исполняющие любую прихоть своей прекрасной дамы.
— Понятия не имею о чем ты, — покачала головой подруга. — Но у нас всё серьёзно. Считается, что современные радскары практически потеряли своего внутреннего зверя — всё, что осталось, почти укладывается в привычные инстинкты. Но даже у простых мужчин их совсем слабый зверь не допустит проявления сильной привязанности к кому-то чужому, не к своей паре.
—Не понимаю, зачем тогда отвары?
—Потому что наши звери уже давно настолько слабы, что сами не могут учуять истинно предназначенную им пару, — почти шёпотом объяснила Найви. — Когда радскары стали утрачивать эту возможность, наши священники изобрели отвар страсти, который навсегда запечатлевает жениха на выбранной им девушке. Это неплохо, но…
— То есть вместо того, чтобы разрешить им полагаться на собственное чутье, вы одурманиваете своих женихов? — ухмыльнулась я.